— Альфред цел? — тут же поинтересовалась Нази.
Герберт, который так и оставался в счастливом неведении о происходивших в этом самом склепе четырьмя месяцами ранее морально-нравственных метаниях Дарэм, даже не представлял, насколько безошибочно точно он попал в цель своим заявлением.
— Ах, Альфред! Он пребудет вечно в нашей памяти, — буквально выпорхнув из собственного гроба, мечтательно протянул виконт и, бросив взгляд на скрестившую руки перед грудью Нази, негромко рассмеялся. — Ну или, по меньшей мере, в моей. О, не жгите меня гневным взором, матушка, насмерть все равно не сожжете. Все с ним в полном порядке, жив и уж, коль скоро дважды таковым от вампиров ушел, теперь точно проживет еще долго и, кто знает, возможно, даже счастливо. И вообще, не ему жаловаться! Удовольствия он получал не меньше моего, а, пожалуй, что и гораздо больше, а терзаться томительными воспоминаниями об этих восхитительно проведенных часах мне одному!
— Ты ему в мозгу, надеюсь, ничего не повредил? — шумно выдохнув, спросила Дарэм, у которой в этот момент, можно сказать, от небьющегося сердца отлегло.
— Какая же ты все-таки зануда, — посетовал виконт, проводя обеими ладонями по растрепанным волосам. — Если я сказал, что все в порядке, значит, так оно и есть! Это с твоей стороны весьма гнусно — не доверять моему слову…
— …которое ты имеешь привычку держать исключительно по четвергам, — насмешливо добавила Нази.
— Вот видишь, как юноше повезло, — ничуть не смутившись, отозвался Герберт и пояснил: — Нынче как раз четверг! Все, Дарэм, отстань от меня со своими мерзкими подозрениями, мне срочно, просто немедленно, сию же секунду нужно принять ванну! Смыть с себя, так сказать, следы порока и разврата. И переодеться. И причесаться. Боже, мне даже представить страшно, на какое пугало я похож… Куколь! — не давая Нази вставить хоть слово, Герберт шагнул прямо сквозь потолок. Как, прислушавшись, поняла Дарэм — в замковый холл, обладающий на диво прекрасной акустикой. — Куколь! Где тебя носит?! Горячей воды, умоляю! В кои-то веки ты мне срочно нужен, а тебя нет! Ну что за человек!
— Как вы с ним сто двенадцать лет вообще протянули? — уловив шорох в принадлежащем графу саркофаге, философски поинтересовалась Дарэм, со вздохом поднимая обеими руками так и оставшуюся валяться на полу крышку и водружая ее на место.
— Ты удивишься, насколько быстро к этому привыкаешь, — как и всегда, с непринужденной легкостью выбираясь из своего дневного пристанища, сказал старший фон Кролок. — Каких-то пять-шесть лет, и мир без Герберта начнет казаться тебе слишком пресным и слишком благополучным местом.
— Тут главное, эти пять-шесть лет как-нибудь продержаться, — пробормотала Нази, уже почти машинально опираясь на поданную графом руку и вместе с ним отправляясь прямиком в кабинет, поближе к заветному журналу, в котором ночь за ночью составлялось ее собственное, весьма подробное вампирское «личное дело». — Как думаете, у него получилось?
— Знаете, чему, помимо всего прочего, учит нас бессмертие, моя бесценная фрау? — на секунду задержавшись перед висящим на дальней стене гладким бронзовым зеркалом, граф аккуратно поправил сначала платок на собственной шее, а затем выбившуюся из хвоста на затылке прядь волос, приведя таким образом свой облик в обычный для него образцовый порядок. — Особенно бессмертие, разделенное с моим сыном? Терпению. Поверь, Герберт прекрасно знает, как тебе хочется поскорее узнать о результатах его свидания с юным Альфредом. А значит, ждать его стоит не раньше, чем через час. Но, пожалуй, не позднее, чем через полтора, потому что дольше не выдержит он сам и непременно явится делиться накопленными впечатлениями. А пока мы ждем, предлагаю заняться более насущными делами.
Дарэм в ответ только фыркнула и кивнула, придвигая свое кресло поближе к столу.
На богатый жизненный опыт графа определенно можно было положиться — посвежевший, благоухающий парфюмом и лавандовым мылом, облаченный в светлые бриджи и белоснежную рубашку Герберт возник на пороге кабинета спустя час и пятнадцать минут. Обнаружив, что оба «родителя», вместо того, чтобы метаться в нетерпении по кабинету, мирно обсуждают некий средневековый трактат по теургии, молодой человек насмешливо фыркнул и, на минуту скрывшись за дверью, вернулся, без особого труда неся в руках массивное, обитое плюшем кресло, позаимствованное, очевидно, в одной из нежилых комнат.
— В этом доме уже давно пора повсюду завести третий стул! — заявил он, устанавливая свою добычу сбоку от стола и, придирчиво отряхнув темно-зеленую обивку, расположился с комфортом, вытянув вперед длинные ноги. — Скажи, отец, тебе не кажется довольно ироничным, что спустя сто двенадцать лет сидеть опять негде именно мне?
— Поскольку ты, как и сто двенадцать лет назад, сам прекрасно решаешь эту проблему, не спрашивая ничьих советов и разрешений, не вижу особого повода для недовольства, — отозвался фон Кролок и, послав сыну одну из тех редких, исполненных искренней теплоты улыбок, наблюдать которую в его исполнении Дарэм доводилось всего пару раз, добавил: — Ты полностью достиг своей цели, и мы уже вполне дозрели до того, чтобы скончаться от любопытства, так что можешь рассказывать.
— Ах, это была просто чудесная ночь! Кстати, папА, ваша несостоявшаяся невеста, уверен, непременно передала бы вам привет, да вот беда, она бессовестно проспала все на свете. Воспитание у нее по-прежнему просто ужасное! Знаете, этой девчонке Саре невероятно повезло с мужем, и я не уверен, что она заслужила подобного счастья. Ну, в самом деле, мало того, что на балу мы ее не съели, так еще и замуж вышла за такого темпераментного, нежного и неуемного в постели юношу! — виконт капризно искривил губы. — Вот и где здесь справедливость, хотел бы я знать? Так или иначе, мы с Альфредом прекрасно провели время в Зальцбурге, хотя он, разумеется, едва ли обратил внимание на смену города.
— Почему в Зальцбурге? — озадаченно спросила Дарэм, решив прочие откровения виконта оставить вовсе без комментариев.
— Альфред, судя по его жилищу, совсем не богат, — уже несколько серьезнее откликнулся Герберт. — В его владении три комнаты под стрехой, и на все три комнаты только одна кровать. В которой, замечу, спала его юная супруга. Знаешь, Нази, третий в постели отнюдь не всегда является лишним, но только не в этом случае! К тому же, у отца в Зальцбурге есть вполне удобная квартира…
— У вас есть квартира в Зальцбурге?! — перебила женщина, с изумлением глядя на графа.
— Да, у меня есть квартира в Зальцбурге, — невозмутимо согласился Кролок. — И небольшой дом в Кембридже. И все это сейчас не имеет ровным счетом никакого отношения к делу. Позднее, если тебе так любопытно, я предоставлю в твое распоряжение полный список моего имущества, а заодно и приходно-расходные документы, касающиеся моих финансов.
— Так вам вообще интересно или нет? — заметив, что внимание собеседников с него переключилось на некие отвлеченные вопросы, Герберт слегка повысил голос и продолжил: — Как я и говорил, там мы пробыли почти до самого рассвета, и из природной стеснительности я, пожалуй, опущу подробности того, чем именно мы были заняты. Но, возвращаясь к твоим мерзким подозрениям, Дарэм, все с его разумом будет в порядке! Разве что голова поболит несколько дней, ну да, все лучше, чем если бы я ему воспоминания о наших веселых развлечениях оставил, не так ли? Этот юный семинарист абсолютно не искушен и не осквернен пороком, так что, не удивлюсь, если прочие временные физические неудобства по пробуждении он спишет на что угодно, кроме того, чем они вызваны на самом деле.
Герберт скабрезно усмехнулся, слегка разведя руками.
О том, что он терпеливо ждал, пока утомленный, разомлевший от удовольствия Альфред не уснет, доверчиво пристроившись щекой на его груди, и лишь потом, действуя аккуратно и мягко, битый час перестраивал его память, не рискуя вмешиваться столь серьезно в работу бодрствующего сознания, виконт предпочел умолчать. Предпочел умолчать он и о том, как вернулся в Кенигсбергскую квартиру Альфреда с ним самим на руках едва ли не с первыми лучами солнца, потратив десять драгоценных минут, чтобы уложить юношу в постель рядом с крепко спящей Сарой. И лишь после этого, чувствуя, как с каждой секундой утекают остатки жизни из его собственного тела, шагнул в замковый склеп. Мальчишка бы не пережил. Еще бы! С его-то наивностью, честностью, «правильностью» и чистой любовью к супруге, даже тень воспоминаний о случившемся навсегда бы отравила его существование. И Герберт, со своей стороны, сделал все возможное, чтобы этого не случилось. Хотя бы в качестве платы за эти несколько часов, в которые одурманенный, обманутый Альфред был уверен, что любит именно его. Однако таких подробностей ни отцу, ни Нази о виконте фон Кролоке знать было не обязательно.