— Черт знает что, — в сердцах сказала она, рывком придвигая к себе два листа с воссозданными по памяти ритуальными схемами, не глядя, ткнула рукой в сторону стола и поинтересовалась: — Вам «Империкум» еще нужен?
— Кажется, ты говорила, что сие творение — откровенный эрзац, — припомнил фон Кролок, тем не менее, вкладывая тяжелый, переплетенный в невзрачную темную кожу том в требовательно протянутую ладонь Дарэм.
— Так и есть, — буркнула женщина и, положив книгу прямо перед собой, принялась быстро, но аккуратно перелистывать изветшавшие от времени страницы. — Но на безрыбье, Ваше Сиятельство, знаете ли, и эрзац — гримория.
— О, так в нем все же есть практический смысл? — установив палец на нужное место в лежащем перед ним трактате, граф небрежно облокотился о столешницу так, чтобы видеть расположившуюся почти у самых его ног женщину. Пожалуй, наблюдать Нази Дарэм за работой было интересно не многим меньше, чем погружаться в пока еще непознанный им мир ритуалистики, которую Их Сиятельство до недавнего времени и вовсе не считал чем-то серьезным и достойным внимания. Поджав под себя ноги, окруженная бумагами, которые лишь на первый взгляд пребывали в полном хаосе, а на деле были разложены по вполне определенной системе, Дарэм, казалось, с головой погрузилась в процесс своих изысканий. Она то коротко вздыхала, недовольно искривляя тонкие губы, то сосредоточенно хмурилась, остервенело покусывая кончик ни в чем не повинного карандаша, который в перерывах между «экзекуциями» небрежным, явно привычным жестом втыкала в собранные на затылке волосы, то насмешливо фыркала, стоило ей вычитать что-то, что, по ее мнению, являлось несусветной чушью, то принималась яростно строчить новую заметку в своем неизменном спутнике-молескине. Уже третьем по счету. Два других, исписанных от корки до корки, лежали на краю стола в зоне досягаемости тонких, когтистых пальцев владелицы. Эта энергичная «поглощенность» была графу некоторым образом знакома — именно ее отражение он нередко видел в те ночи, когда Нази еще была жива. В такие моменты Дарэм всегда говорила много и эмоционально, чем-то напоминая приснопамятного профессора Абронзиуса, а в тусклых глазах ее загорался азартный огонек интереса. И именно такой, немного фанатичной, отчасти даже безумной в своей увлеченности, она, пожалуй, нравилась Кролоку больше всего.
— Вы имеете в виду, можно ли с помощью него «вызывать все виды духов Хаоса»? — цитируя надпись на титульном листе, уточнила Нази. — Это вряд ли, зато проделать дыру прямиком на изнанку — запросто. А уж что оттуда в мир просочится, это как повезет. Хорошо, если мелочь какая-нибудь, вроде младших демонов, которые в реальности и пары минут без носителя не протянут. Хуже, если и правда «дух Хаоса».
— А они и впрямь существуют? — поинтересовался граф.
— Да кто их, демонов, разберет, — Дарэм нетерпеливо пожала плечами. — Думаете, они представляются? Выжрет силу с ритуального круга вместе с душой «заклинателя» и уберется восвояси. В лучшем случае. А в худшем — займет освободившееся тело и, полный энтузиазма, пойдет питаться дальше, пока на наших не наткнется. А что, вы желаете поэкспериментировать?
— Ни в коем случае, — отказался от столь щедрого предложения граф. — Во-первых, конкуренты мне ни к чему, а во-вторых, не думаешь ли ты, что вышло бы крайне глупо — на триста восемнадцатом году существования быть «выжранным» неким демоном, который даже имени своего назвать не удосужился?
— Все еще триста восемнадцатом? — безуспешно попытавшись замаскировать приступ смеха кашлем, вскинув голову, осведомилась Дарэм. — И когда же нам ждать триста девятнадцатого?
— Хм… — граф на секунду задумался, — если мне не изменяет память, а такое за давностью лет тоже возможно — в сентябре. И прежде, чем ты задашь следующий вопрос — я не праздную. При жизни это можно было приравнивать к официальной обязанности светского человека, однако довольно-таки бессмысленно устраивать праздник в честь рождения, будучи мертвым. И потом, более трех сотен именинных свечей — изрядное расточительство ресурсов.
— Не говоря уж о том, что вместо торта втыкать их пришлось бы в «именинную девственницу», — язвительно хмыкнула Дарэм, однако смутить графа подобными замечаниями было не под силу, похоже, ни живым, ни немертвым.
— Весьма тонко подмечено, — бестрепетно согласился он, и Нази, признав всю тщетность попыток хоть на секунду вывести Их Сиятельство из состояния душевного равновесия, снова обратилась к лежащей перед ней книге.
— Вы хотя бы сознаете, что это отвратительно? — спросила она.
— Разумеется, — окинув ссутулившуюся над своими записями Дарэм почти снисходительным взглядом, подтвердил Кролок. — Реальность, Нази, увы, довольно отвратительна в целом. Однако «припудривание» правды тактичным умолчанием или никуда не ведущими сожалениями лишь придает этой отвратительности дополнительный налет лицемерия.
— Как же у вас все просто, — Нази выдернула из раскинувшегося вокруг нее бумажного моря еще один лист и, положив его поверх раскрытого «Империкума», принялась внимательно сличать два «чертежа» — книжный и нарисованный ею самой. — У вас, вижу, на все моральные дилеммы уже заготовлены ответы.
— К величайшему сожалению, пока еще не на все, — откликнулся граф. — Но на большинство. Думаю, это не должно тебя удивлять. В конечном счете, у меня было довольно много времени на размышления.
— И на какие же вопросы, если не секрет, вы за триста лет так себе и не ответили? — временами Дарэм начинало казаться, что брешей в нравственной позиции ее собеседника не существует вовсе, так что признание Кролока ее в некоторой степени заинтриговало.
— Я обязательно расскажу тебе об этом, любезная моя Нази, — возвращаясь к своей части бумаг, пообещал граф, и по тону его голоса Дарэм поняла, что он улыбается. — В свое время. Полагаю, ты даже сможешь внести в их решение свою лепту, однако сейчас тебе лучше сосредоточиться на поисках ответов, которые я для себя уже нашел.
На это замечание Нази предпочла откликнуться молчанием, поскольку ее старый — даже по вампирским меркам — собеседник был абсолютно прав. Некоторое время в библиотеке царило молчание, во время которого Дарэм успела трижды перелистать злосчастный «Империкум» и дважды подавить в себе настойчивое желание от души выматериться. Общая картина никак не желала складываться в ее сознании во что-то связное. Что было хуже всего — попадающиеся в книгах ритуалы и впрямь очень походили на те, участником и даже оператором которых ей доводилось бывать — те же фигуры, те же руны в том же значении — но постановка и расположение элементов в каждом из них сводили на «нет» всю действенность предложенных схем. Если учесть, что представление о «магии» этого мира Дарэм пока приходилось строить на основе обрядов, посвященных вовсе не так нужному ей энергетическому обмену и даже не зарядке артефактов, а призывам с изнанки всяческой нечисти, задача, стоящая перед ней, а заодно и перед Кролоком, превращалась в фактически нерешаемую.
— Боюсь, я не могу понять назначение этой схемы, — выдернул Нази из ее злобных размышлений задумчивый голос Их Сиятельства. Вот уж кто ухитрялся сохранять неколебимое спокойствие в любой ситуации.
— По старшей руне смотрите, — посоветовала она. — Что у вас там в краеугольном значении стоит?
— Полагаю, если бы я мог определить, какое из значений здесь краеугольное, я бы не спрашивал, — вполне резонно заметил граф. Обреченно вздохнув, Дарэм поднялась на ноги и, аккуратно переступив через свои заметки, обошла стол так, чтобы видеть чертеж. — Если мне не изменяет память, ты говорила, что краеугольное значение должно располагаться наверху, так сказать, в зените. Однако здесь… хм, это абсолютно точно младшая Хагл.
— Да они издеваются! — всмотревшись в рисунок, воскликнула Нази и, застонав не то от раздражения, не то от осознания собственного бессилия, прижалась лбом к графскому плечу и глухо добавила: — Да, Ваше Сиятельство, вы определили правильно, это действительно младшая Хагл… С чем я вас и поздравляю.