Плечи Кролока хищно горбились, длинные волосы, с которых Дарэм сорвала удерживающую их ленту, темным пологом скрыли от нее разоренный кабинет, сузив мир до не отпускающих ее ни на секунду темных глаз трехсотлетнего вампира. И когда он наклонился ниже, слегка заострившимися и вытянувшимися клыками пробивая кожу на ее шее в укусе и поцелуе одновременно, женщина лишь вздохнула от острого, ошеломительного всплеска удовольствия, обхватывая ладонями его затылок и притягивая голову графа еще ближе. Именно сейчас мир, который заслонил собой Винцент фон Кролок, был Нази Дарэм абсолютно не нужен.
*
— Знаешь, кажется, я начинаю лучше понимать Герберта. Если для вампиров все выглядит именно так…
Свечи, разожженные Куколем в комнате Нази еще с вечера, прогорели почти до середины, и в воздухе отчетливо плавал сладковатый, немного душный запах растаявшего воска. В спальне они очутились по настоянию графа лишь в третьем часу ночи, и Дарэм вынуждена была в очередной раз признать, что Кролок прав — кровать все же была гораздо удобнее библиотечного стола. Скосив глаза, Нази еще раз посмотрела на собственное плечо, на котором отчетливо был заметен след укуса. Точно такой же, как на шее, груди и на внутренней стороне бедра. Воспоминание об обстоятельствах появления последнего вызывало у Дарэм особое смущение.
— Не совсем так, — вольготно расположившийся поверх покрывала Кролок, на животе которого, собственно, и сидела Нази, не без чувства внутреннего удовлетворения окинул взглядом эти своеобразные метки на теле Дарэм, лучше всяких слов свидетельствовавшие о том, что чуть меньше двух часов назад их носительница в некотором смысле распрощалась со своим статусом «свободной» женщины. Впрочем, точно такие же отпечатки зубов за авторством самой Нази имелись и у него. Равно как и довольно глубокие, постепенно затягивающиеся царапины на спине, — Видишь ли, близость с людьми, в силу отсутствия у них способностей к менталистике, ощущается иначе. Она гораздо менее… увлекательна, я бы сказал, хотя удовольствие, без сомнения, доставляет. К тому же, приходится постоянно помнить о том, что смертное тело беззащитно и хрупко, так что необходимо контролировать себя и сдерживать некоторые порывы.
— Зато с вампирами можно не церемониться, — констатировала Дарэм. — В прошлый раз чуть руки не сломал, в этот — еще и укусил… неоднократно. У тебя явно есть некая склонность к насилию.
— То есть, тот факт, что вампиризм по определению несовместим с пацифизмом, не навел тебя на эту блестящую мысль ранее? — деланно изумился фон Кролок. — Право, любезная моя фрау Штадлер, вы и правда очень недогадливы. К тому же, если оглянуться назад, первым пускать в ход зубы начал вовсе не я.
Вспомнив о том, что, еще будучи живой, она действительно пыталась укусить высшего вампира, Дарэм смешливо фыркнула и, не найдя аргументов в свою защиту, сказала:
— Хорошо, признаю, первым начал действительно не ты. Я и не знала, что вампиры вообще могут кусать себе подобных.
— Что ж, теперь ты точно знаешь, что мы на это способны, — граф пожал плечами. — И пить кровь друг друга тоже, однако это, насколько я знаю, не принято среди немертвых и считается в каком-то смысле неприличным.
— Как будто среди людей кусать ближнего своего — правило хорошего тона! — наклонившись, Дарэм коротко поцеловала Кролока в губы, и, поскольку он на этот поцелуй немедленно ответил, некоторое время в комнате царило молчание.
«И все-таки, почему неприлично?»
«И все-таки, есть у твоего любопытства хоть какие-то границы? Это один из тех вопросов, на которые я, признаться, пока так и не нашел ответа».
— Понятия не имею, — чуть отстранившись, честно отозвалась Нази. — Наверное, нет. Тебя это беспокоит?
— Скорее меня это забавляет, — фон Кролок тыльной стороной ладони мягко провел по ее щеке, и от этого жеста Дарэм смешалась, пожалуй, сильнее, чем от большей части творимого ими в библиотеке. — Потому что обмен укусами и, следовательно, кровью, относится у вампиров к разряду весьма интимных «жестов». Это, если угодно, акт доверия, невозможный между чужаками, поскольку, как ты можешь догадаться, ни один вампир в здравом уме не позволит другому пить свою кровь без веских на то оснований или эмоциональной привязанности. Такой ответ тебя устраивает?
— Вполне, — сказала Нази, выпрямляясь и, глядя на Кролока сверху вниз, констатировала: — То есть то, что ты позволил мне себя укусить, значит, что ты мне доверяешь?
— Некоторым образом, — одарив ее насмешливым взглядом серых глаз, согласился Кролок. — Равно как это свидетельствует о твоем доверии ко мне.
Указательный палец графа медленно очертил след от зубов у нее на груди, и Дарэм коротко вздохнула, чувствуя, как пробегает по позвоночнику волна мурашек. Отголоски еще недавно бушевавшего внутри шторма от действий Кролока, кончики пальцев которого теперь неторопливо скользили по ее животу, всколыхнулись, угрожая запустить цепную реакцию по новой. Нази, незаметно для себя успевшая прикрыть глаза, распахнула их и укоризненно посмотрела на графа.
— А мне, пожалуй, нравится производимый эффект, — даже не подумав отдернуть руку, светски заметил он, всматриваясь во вновь начинающие темнеть глаза Дарэм. Несмотря на отсутствие зова, эмоциональная связь между ними все еще была на месте, и Кролок, касаясь сознания Нази, испытывал абсолютно непривычное расслабленное, тягучее удовольствие. Граф повернулся на бок, вынудив Нази перекатиться на постель, и в следующий момент женщина оказалась мягко, но надежно прижата грудью к покрывалу. Прохладные губы коснулись ее шеи, спускаясь все ниже, и Дарэм, мысли которой позорно начали разбегаться в разные стороны, тихо застонала в пахнущий пылью и сухими цветами темно-синий шелк.
— Хм, стоит сказать Герберту, чтобы он впредь воздержался от экспериментов с чернилами. Сохнут они и впрямь отвратительно. Надеюсь, что заверение в их стойкости окажется столь же лживым, как и заверение в их качестве. Полагаю, твоя просьба перенести чертеж из книги не предполагала, что его перевернутый отпечаток останется у тебя на спине, — граф провел подушечкой пальца по неяркому, но вполне различимому очертанию ритуальной схемы, расположившейся у Нази чуть ниже лопаток, и, хмыкнув, добавил: — Что ж, по крайней мере, столь возмущавший тебя Уруз теперь оказался там, где положено.
— Что? — с трудом сконцентрировавшись на словах Кролока, переспросила Дарэм.
— В библиотеке мы с тобой несколько увлеклись и, похоже, под спиной у тебя так и остался мой последний рисунок, — подперев подбородок ладонью, повторил граф.
— Нет, что ты там сказал про Уруз? — Дарэм приподнялась на локтях и, повернув голову, уставилась графу в лицо взглядом, в котором не осталось и следа былой томной расслабленности.
— Что он хотя бы на перевернутой схеме удовлетворяет твоим запросам и находится вверху, — любезно пояснил Кролок.
— Винцент, мы оба идиоты! Я все никак не могла понять, почему все ритуалы в ваших книгах так похожи на наши, но при этом так странно выглядят… А если предположить, что вектор Силы здесь попросту другой, и энергия в вашем мире течет по принципу двойного зеркала относительно моего… Это значит, все схемы надо отражать по двум осям — горизонтальной и вертикальной! Черт, ну почему у вампиров нет глаз на затылке, или, на худой конец, голова на сто восемьдесят градусов не поворачивается? Это надо срочно проверить. Господи… библиотека! Мои заметки! Твои журналы! Там же форменный погром! — Дарэм на мгновение зажмурилась, в ужасе думая о том, что на столе Кролока, ко всему прочему, была еще и чернильница, содержимое которой запросто могло залить бесценные записи. Собираясь вскочить, она дернулась, твердо намеренная немедленно бежать в оскверненный ими храм знаний, хоть бы и завернувшись в одну простыню. Однако ладонь Кролока, еще минуту назад невесомо касающаяся ее спины, внезапно обрела вес многотонной базальтовой плиты, придавив Нази к постели так, что она лишь сдавленно охнула.