Дэвис вошел в дом и осмотрелся. Прихожая и гостиная выглядели ухоженно. Под ногами зашевелился коврик-грязеулавливатель. Дэвис с отвращением отбросил его в сторону. К некоторым вещам этого мира он относился с неистовым ожесточением.
Дэвис Степолтон, выходец из Шотландии, был в гостях у друга, когда произошло слияние миров. Вместе с семьей друга он провел в заточении около трех недель и за это время успел нажить пять смертельных врагов. Он мог бы нажить их и больше, да вот жаль, что у друга были только родители и две младшие сестры. Итак, Степолтон откинул ногой грязеулавливатель и решительно прошел в гостиную. Вспыхнул свет, и следом вспыхнул Дэвис в порыве бешенства. Дэвис осмотрел все комнаты на первом и втором этажах и лишь после этого догадался заглянуть в ванную. Смолли была там. Она полулежала в неглубоком бассейне, и белые хлопья, как парусники, приставшие к пристани, окаймляли ее грудь и колени. Дэв сел напротив и закурил.
С первых же дней в новом мире Смолли увлеклась трансбудуэзмом. Это способ общения с внутренними энергиями у альбенаретцев. С помощью специальных тренировок и гипнотических сеансов вживлений можно было добиться увеличения объема памяти мозга, повышения скорости сокращения мышц, обнаружения запасов прочности организма и многого другого. Правда, все это касалось только альбенаретцев, но Смолли захотела проверить влияние этих тренировок на людей.
Перед приходом вышеупомянутого Степолтона Смолли нагрела своим телом воду в бассейне до сорока пяти градусов по Цельсию, а теперь расслаблялась и отдыхала.
Она не открывала глаз, но внутреннее осязание подсказало ей, что кто-то вошел. Смолли открыла глаза и посмотрела на Дэвиса. Тот докурил сигарету и затушил ее о край раковины.
«Вот ведь мерзавец, — подумала Смолли. — Но почему я так спокойна? Ведь случись это со мной до того, как я стала заниматься трансбудуэзмом, я бы, наверное, его убила».
— Смолли, я пришел делать тебе предложение. Хочу, чтобы ты стала моей женой. Все равно рано или поздно это произойдет. В колонии не так много мужчин, а те, кто есть, либо женаты, либо скоро будут. К тому же лучше меня тебе не найти.
Смолли ушам своим не верила. «Мало того, что этот ублюдок зашел в мой дом, пялится на меня, так еще меня пугает…» — подумала Смолли, а вслух сказала:
— Уходи.
И это «уходи» у нее прозвучало так самозабвенно, так глубоко и ясно, что у Дэвиса отвисла челюсть. Он вскочил, выбежал из ванной комнаты, затем вернулся и прокричал, брызгая слюной:
— Ну, ты у меня это запомнишь, шлюха! Ты у меня еще… — Дэвис поперхнулся и попятился.
— Ты… — звучало в ушах у Степолтона, — ты…
Миссис Дортфут закончила посадку цветов, умылась, переоделась и пришла в гости к Поликарповне.
— Поликарповна, твой чай изумительный! — уже в третий раз восклицала Дортфут.
— Пей, пей, дорогая. А я еще сухариков принесу.
— Да сиди, сиди.
Поликарповна рванулась на кухню, как выпущенный снаряд, и через девять секунд вернулась к столу.
— Да… — потягивала чай Дортфут, — а я вот сегодня цветочки сажала. Вдоль улицы и на углу Националя. Все-таки чудный мужик этот Розуел.
— Не то что чудный, — подтвердила Поликарповна, — чудесный. Он мне давеча пообещал вскоре изобрести самомоющийся кафель.
— Вот это да-а-а!
— Это да, — продолжала Поликарповна, — я вот со своим Чижиком разговаривала, так он сказал, что Розуел — это Большой разум, что альбенаретцам десять лет понадобилось бы, чтобы такой город построить, а Отгоне за три месяца отгрохал. И не тяп-ляп.
— Видный человек.
Миссис Дортфут откусила сухарь и запила чаем.
— Жених, — добавила Поликарповна.
Дортфут чуть было не поперхнулась и выпучила на подругу глаза.
— Что смотришь? — продолжала Поликарповна. — Правду говорю. Ведь к твоей дочке старшей он симпатию имеет. И нечего на меня так смотреть. Что тут плохого?!
Разговор временно прекратился. Миссис Дортфут, посапывая, пила чай, а Поликарповна с невозмутимым видом размешивала сахар в кружке с остывшим чаем.
Джим остановился, все было слишком запутанно.
— Сартос, но вы же как-то живете здесь? — спросил Джим.
— Понимаешь, Джим, мы перестали ломать над этим голову. Иначе невозможно. Сам посуди. Я сейчас тебе говорю, а на самом деле я уже это говорил.
— То есть как?
— Джим, я тебя знаю очень давно и не раз провожал в переход. И ты мне рассказывал о своих приключениях тоже не раз.
— Но этого не может быть. Я ведь один.
— Это ты пока один, но скоро вернешься из очередного перехода и пойдешь встречать Цычиа.
— Цычиа и Джим Грей — одно лицо… это я, — пробормотал Джим. — Как же я могу встретить самого себя?
— Не знаю, Джим. Могу тебе только сказать, что ты один в Вечном городе ВСТРЕЧАЕШЬ САМОГО СЕБЯ. И думаю, это потому, что однажды ты все-таки ушел.
— Ты же говорил, что из города уходят.
— Да, уходят. И возвращаются, если только не достанутся каким-нибудь тварям, коварным болотам, ядовитым газам…
— Ладно, пойдем.
Пока они шли, их приветствовали жители города. Джим перестал уже этому удивляться. Кто не знает Джима Грея?! Только сам Джим Грей.
Какая-то женщина кинулась им навстречу.
— Вы вернулись! — воскликнула она и залилась румянцем. — А где Тодеуш?
Джим недоуменно посмотрел на Сартоса.
— Это прежний Джим, — тихо произнес Сартос. Женщина побледнела и отошла в сторону. Чтобы разрядить напряжение, Сартос спросил:
— А как твой меч? Ты его делал три года.
— Ну что ты, — прервал Джим, — если бы не ты, я бы его вообще не сделал. Ты научил меня.
— Да-а, а меня в свое время отец. А отца — дед, — сказал Сартос- Помню, как отец учил выбирать гибкий сплав, чтобы вковать его в стальные пластины.
Они подошли к дому Суена. Открыла хозяйка. Миловидная женщина лет тридцати пяти, в чистом фартуке с вышивкой. На ногах сандалии.
— А, Джим, и вы, уважаемый Сартос, — обратилась она к ним, — а муж пошел к Дмитрию. Скажу вам по секрету, Джим, — они готовят для вас какой-то сюрприз.
У входа в тоннель они встретили Джима.
Заросший, в рваной одежде, он был похож на бродягу. Останавливаться не стали, тем более что прошедший Джим как будто избегал с ними разговоров.
Спутники этого Джима молча переглянулись.
«Это совсем не означает, что мы там подохнем, — успокаивал себя Дмитрий. — Ведь это мог быть Джим из другого перехода». Нервы у одного из членов очередной экспедиции не выдержали, и он повернул назад. Никто не оглядывался.
А в это время заросший Джим вошел в трактир в Вечном городе. Сел за свободный столик и заказал выпивку. Слезы текли из его обветренных глаз. Глухой комок костью застрял в горле, и давящее чувство вины все больше распаляло Джима. Он обхватил голову руками, не переставая плакать.
Совершенно неожиданно в городе возникла проблема — Смолли. Все было бы хорошо, если бы не ее занятия трансбудуэзмом. Вредные языки старух, вконец обленившихся в новых автоматизированных условиях, склоняли Смолли на все лады.
Поговаривали о том, что она совокупляется с чужаками и скоро принесет потомство.
А Смолли, не обращая внимания на грязную болтовню, продолжала вносить дисбаланс в городские кварталы, построенные Розуелом.
Отгоне шел в гости к миссис Дортфут, точнее, к ее дочери Анне. В своем новом костюме с влагоулавливателем и фильтром воздуха. Розуел наконец-то нашел время, чтобы сделать Анне предложение. Их отношения зашли уже слишком далеко и могли вызвать в новом городе кривотолки. Розуелу, честно говоря, было наплевать на сплетни, просто он боялся, что Анне будет более чем неприятно.
Проходя через Малую авеню, Розуел наткнулся на непонятную преграду. Перед глазами была серая непрозрачная стена высотой примерно метр семьдесят — метр восемьдесят. Два часа назад стены не было. Уж это-то Розуел помнил прекрасно.
Через двадцать минут весь город был поднят на ноги, и вот-вот должны были возвратиться гонцы, которых Розуел послал за альбенаретцами.