Выбрать главу

ФБ

рассказы

Алгебра и начало

Давайте поговорим о маленьких самоубийцах! Я-то на них насмотрелась вдосталь – когда лежала

со ртутным отравлением в Филатовской больнице. Обычно было так: привозят ночью почти

бездыханного подростка. Его привязывают к кровати, ставят капельницу, он, в беспамятстве, что-

то кричит, зовет кого-то. Наутро неудавшийся смертник приходит в себя, ему необходимо

выговориться, а я – тут как тут, на соседней кровати. Сколько я этих историй переслушала – не

счесть. Многих – почти половину – с головой накрыла несчастная любовь. Кто-то поссорился с

учительницей, кто-то – с родителями. Ерунда? Нет. Потому что быть ребенком всегда сложнее,

чем быть взрослым. Это к вопросу о безоблачности детства. Маленький больше зависит от

окружающих людей. А любая зависимость – почти всегда зависимость дурная.

Эта история случилась в тот самый год, когда я перешла в другую школу. Собственно, особого

выбора и не было, поскольку моя нелюбовь к точным наукам достигла критической отметки, а в

новой школе наличествовал гуманитарный класс. Туда меня и засунули, там я и познакомилась и

подружилась на всю жизнь со Светкой Дюдиной, по прозвищу Багира, которая четверть века

спустя иллюстрировала мои книги. Но это все было сильно потом. В новой школе работала

прекрасная, просто замечательная математичка Галина Петровна. Маленького росточка, пожилая,

курносенькая, веселая и добродушная. С ней я тоже подружилась – при всей своей нелюбви к

алгебре. Диалектика, ёлы-палы! Мы с Багирой показывали ей свои стихи и рисунки. Она

восхищалась: «Да вы просто гении, мои славные! Пишите, рисуйте, а уж «четверки» по своему

предмету я вам всегда нарисую…»

Потом я влюбилась. В учительницу химии, по имени Зоя. Зоя эта была уже не первой молодости

– мать двух пацанов чуть поменьше нас – где-то сорок, или слегка «за». Кажется, брюнетка,

кажется, худощавая и невысокая, кажется, с синими… нет-нет, с фиолетовыми глазами.

«Биологический урод! – сказала о ней как-то моя подруга Багира. – Глицерату опилась. И рожа

желтая – курит много…» «Кто? Зоя?» – ахнула я. Прекрасная Зоя – курит?

– Ну а ты чего думала? И киряет наверняка… у нас на районе все киряют.

– А что это… «киряет»?

– Поддаёт, – объяснила Багира. И, заметив мои расширившиеся глаза, поспешила объяснить: – Ну,

пьет, значит.

– Дура ты, Багира! – я задумалась. Багира много чего знала – она была девочкой из самого

скандального ореховского квартала. Если бы только я могла поговорить с ней начистоту о том, что

происходило со мной в те дни! Но я не могла, не могла – и все тут. Ведь я – страшно сказать! – я

любила человека одного со мною пола. « Наверное, это такая болезнь… – думала я бессонными

ночами, глядя в потолок своей комнаты. – Если все узнают, что со мной происходит, то станут

ненавидеть и презирать меня. Нет, я буду молчать, молчать всю жизнь!»

Но всю жизнь молчать редко у кого получается. И я сделала страшную вещь – решилась, наконец,

заговорить. Нет, не с Багирой, а с красивой, гордой Зоей. Написала на тетрадном листке письмо. В

котором объяснялась ей в любви. В конце зачем-то добавила: «Больше Вы меня никогда не

увидите!» Зачем я сделала это – сейчас не смогу объяснить. Да и тогда вряд ли смогла бы. Может

быть, начиталась романов и была уверена, что именно этими словами должны заканчиваться

любовные письма. А, скорее всего, размышляла так: я, конечно, неполноценная, я больна и не

имею права жить на свете, но я люблю Вас и готова искупить свою неполноценность собственной

кровью. Рано утром я подкинула сложенный вчетверо листок на стол в ее лаборантскую. И почти

сразу осознала: теперь, чтобы остаться в Зоиных фиолетовых глазах порядочным человеком, я

должна сделать всего-то ничего, а именно – умереть. Иначе как я завтра предстану перед

фиолетовыми глазами? Но до завтра была еще уйма времени, просто целая жизнь. Я наскоро

оделась и выбежала из школьных дверей. Навстречу, сосредоточенно глядя перед собой и еле

переставляя ноги, плелась заспанная Багира. Я обрадовалась ей до смерти.

– Слушай, Багира… давай сегодня не пойдем в школу?

Багира не удивилась и поначалу даже не поинтересовалась причинами.

– Давай! А куда двинем?

– Да куда хочешь… В Царицынский парк, например.

Пока мы топали узкой, заснеженной дорожкой к Царицынскому парку, я выложила Багире все – и

про свое предсмертное письмо, и про любовь к химичке Зое.

Багира слушала молча.

– Акелка… это… я даже не знаю что. Ну… я понимаю, что она тебе нравится, так? Но неужели ты