Подсказывает мне сердце, не обошлось без его участия в теракте в главном здании ОБООП!
Мысли, мысли, мысли…
Когда ты скован, окружён полумраком и тишиной, остаётся только размышлять…
Тишина разлетелась на мелкие кусочки дикими воплями вперемежку с нарастающим тарахтением автоматического оружия. К гулу бойни примешивалось и характерное жужжание электропистолетов и лазеров. А резкий хлопок и лязг металла о бетон говорил лишь об одном — в ход пошли гранаты…
Звуки боя то усиливались, то затихали, то были слышны совсем близко, то становились едва различимыми.
С каждой секундой мне становилось всё хуже от понимания своей беспомощности. От того, что я не в силах что-то поменять. От того, что я пристёгнут к стене, как пришпиленный булавкой ничтожный таракан. Мне хотелось кричать от невыносимого зуда своей никчёмности. Но закричать не хватало духу. Я долбанный трус, вот кто я! Молчаливое терпело, боязливый слизняк, забившийся в раковину. О Господи, Вэньг, Светка и их подруга всё-время-забываю-её-имя! Разве они могут выжить в развернувшейся ужасной бойне?
Это были худшие минуты моей жизни. Минуты? Или часы? Чёрт, время потеряло какой либо смысл…
Несколько раз я слышал шаги в коридоре за стеной камеры. Один раз кто-то остановился у металлической двери. Рука дёрнула ручку, от чего сердце учащённо застучалось где-то глубоко в моём анусе. Но замок не подвёл. Ключ от двери, полагаю, находился у Дяди Афанаса. Кто бы то ни был за стеной, но он не стал упорствовать и ушёл. Так и не обнаружив меня, чтобы всадить в череп с десяток маленьких свинцовых смертей.
Совсем близко раздалось быстрое шлёпанье ботинок о пол. Кто-то убегал. И в этого кого-то разрядили добрую обойму. Животный крик от резкой, убийственной боли, сопровождаемый глухим звуком вгрызающихся в плоть пуль и осыпающихся бетонных осколков. Не хотелось бы мне оказаться на месте этого парня…
Быстрые шаги отдалялись.
Вскоре я остался наедине с тишиной.
По крайней мере, рядом никто больше не проходил и не стрелял в беглецов.
Звуки сражений прекратились.
И я осознал, что лучше бы мне быть на месте того неудачника. Уж лучше подохнуть от огнестрельных ранений, чем медленно высыхать, прикованным к стене.
Ни воды, ни еды.
Самая жуткая смерть, которую можно себе пожелать.
Интересно, я сойду с ума до того, как откинусь от обезвоживания?
— Сиреневые розы, прекрасные апельсины, золотые фонтаны и зелёные фазаны! — я не знаю, сколько времени прошло с момента последнего выстрела, когда я начал визжать, как резаная свинья. Знаю только, что ещё не свихнулся. Просто принялся выкрикивать первое, что попадалось на ум. Мне хотелось, чтобы крики услышали. Хотелось, чтобы злобный палач пришёл и облегчил мои страдания. Хотелось умереть быстро и, по возможности, с минимальной болью. — Ля-ля-ля! Мы везём с собой кота! Светка! Ли! И как там тебя, девка! Все мы мёртвые уже! Что-то не так! Вот тебе, дружок, пятак! Сижу я в темнице сырой, пристёгнутый к стенке ментяра младой! Ох, долбанный клоун, ох радости перст, отрежь ты мне яйца, ублюдочный ферзь! ФБР! ФБР! ФБР! Фармацевтика долбанных бережных рук! Отпили себе свой загнутый сук! Ля-ля-фа, эти ноты, ля-ля-фа, эти жмоты, ля-ля-фак, чтоб вы сдохли!
Я так вопил, что и не услышал шагов в коридоре.
Но вот ручка металлической двери зашевелилась, и я замолк. По ту сторону камеры раздался звон. Словно кто-то поднял с пола связку ключей. Вот и в замочной скважине что-то лязгает. А вот уже и засовы поворачиваются. Медленно. Очень медленно.
Я старался держаться достойно.
Встречаем мы смерть только один раз в жизни. Так давайте же встречать её так, чтобы не было потом стыдно…
Правда, мои опухшие руки предательски тряслись. Дышать я стал очень часто — каждый вздох мог оказаться последним… Сердце… Оно уже давно превратилось в перепуганную птицу, бьющуюся о стенки коробки живодёра. Я был на грани обморока и держался из последних сил. Хотелось заглянуть палачу в глаза. Глупое желание, конечно. Предсмертная прихоть, если угодно.
Дверь отворилась с мерзким скрипом петель.
— Вота где ты, предателя, — своим махровым китайским акцентом произнёс Чан Вэй Кун. Его щеки, бронежилет и правая штанина были выпачканы кровью, левый глаз заплыл, левая рука свисала с плеча, как хлыст.
Уголки его губ приподнялись в едва заметной улыбке.
Бывший отступник тайного общества Карающий Феникс, ныне майор ОБООП Чан Вэй Кун, известный среди сослуживцев под кличкой Малыш, очнулся с ужасной головной болью и сухим, как пустыня, горлом. Первые секунды он не мог сообразить, где находится, но потом воспоминание шипящей волной злости окатило его разум. Из пересохшего рта вырвался глухой рык:
— Говард Закиров, мать его так! Ублюдок и молокосос! Предатель…
Он увёл флаер!
В шее ныло, время от времени обдавая болезненными спазмами. Сотни, нет, тысячи раз Малышу доводилось стрелять в людей из электропистолета, хотя он и не сильно любил это оружие. Предпочитал разбираться с преступниками голыми руками, если позволяла ситуация. За жизнь чего только не довелось повидать. Чана резали широким лезвием гуань дао и острым серпом камы, метали в него сюрикэны, неистово лупили дзютте и нунчаками… один раз даже выстрелили из украденного музейного арбалета, но болт прошёл вскользь по берду, не причинив серьёзных увечий. А сколько раз в Чана стреляли из огнестрельного оружия (правда, промахивались), бросали гранаты (правда, не добрасывали), даже из стационарной лазерной установки пытались поджарить (правда, не успели разогреть лампы для полноценного выстрела). А как-то один предусмотрительный психокинет обложил вход в свою квартиру скрытыми под коврами медвежьими капканами…
Но, чёрт подери, никто и никогда не стрелял в Чан Вэй Куна из электропистолета! Ведь это оружие — привилегия милиционеров отдела по борьбе с особо опасными преступниками!
Никогда, до сегодняшнего дня…
Ну, Говард, ну мудило, ну получишь ты у Чана!
Малыш не любил носить с собой рацию после того, как во время облавы телекинета второй степени это чуть не стоило Чану жизни. Он попросту забыл отключить звук, и в момент, когда надо было вышибать дверь, из динамика донёсся характерный треск и голос диспетчера. Непростительная ошибка. Правда, удалось отделаться лишь парой тройкой гематом…
Сегодня, здесь и сейчас Чан Вэй Кун пожалел о том, что не пристегнул к ремню рацию. Она бы очень не помешала.
Пришлось терять драгоценное время. Малыш добрался до ближайшего жилого дома, постучал в двери первой попавшейся квартиры в подъезде и потребовал у хозяйки — пожилой женщины с перекошенной улыбкой и выкрашенными дешёвой малиновой краской волосами — доступ к телефону. Женщина стала что-то себе ворчать про то, что ворюги вырезали кабель и телефон не работает, но сей поток бреда тут же был отсечён извлечённым из кармана удостоверением майора ОБООП.
Телефон, конечно же, работал…
Через небольшой промежуток времени Малыш был подобран патрульным флаером капитана Медведовского и сержанта Дмитриченко. Они залетели на базу, где уже собирались остальные милицейские силы, выделенные руководством для санкционированной Чаном операции поиска и возвращения патрульного флаера, украденного отступником Говардом Закировым.
В последнее время радары практически не фиксировали психокинетическую активность. Поэтому с поиском добровольцев проблем не возникло.
Если психокинета нужно отыскивать по его нестандартным волнам, выделяющимся в результате вредоносной мозговой активности, то для обнаружения патрульного флаера достаточно ввести его серийный номер в базу поиска. Каждое милицейское транспортное средство имеет маяк, по которому диспетчером определяется его местонахождение. И если маяк не выведен из строя, то флаер не скрыть в любой точке Земли. Да хоть на Орбите или на Дагонске-1 — поисковым спутникам всё равно.