Выбрать главу

   Наконец, настали последние дни. Закрыли школу. Опустошили все комнаты коммуны - попрятали все подальше, свернули лагери и отправились на вокзал.

   13-го вечером расформировали отряды и ночевали уже в походном порядке - по взводам, а 14-го уже и делать нечего. Пацаны что-то заканчивают к постановке, хозкомиссия раздала последний багаж по взводам. Командир четвертого отряда Клюшнев один оказался в маленьком прорыве:

   - Как я сдам знамя? Кисти такие старые, одни кулачки остались. Сколько раз говорил Степану Акимовичу...

   В четыре часа дня послали кого-то в город за кистями.

   За обедом прочитали приказ:

      Коммуне имени Дзержинского с 14-го числа считаться в походе.

   Заведование коммуной на месте передается товарищу Левенсону. В пять часов вечера всем построиться в парадных костюмах для марша в клуб ГПУ.

   После вечера в клубе всем переодеться в походные костюмы и строиться    для марша на вокзал. Обоз все время при колонне.

   В пять часов проиграл Волчок общий сбор. В сторонке уже стояли нагруженные доверху восемь возов обоза. Выстроились в одну шеренгу против фасада коммуны, на правом фланге заблестели трубы оркестра, засмеялись на солнце занавески  фанфар. белый строй коммунаров незабываемо красив, свеж, совершенно необычным мажорным мотивом врезывается в память. на макушках коммунаров золотые шапочки, только командиры в фуражках с белым верхом.

   Пробежали последние деловые пацаны. Кто-то поправил завязку на ногах, кто-то потуже затянул пояс, девочка отряхнула последнюю нитку с юбки и, улыбаясь, смотрит на меня:

   - Ох, и хорошо ж!..

   - Под знамя смирно!

   Вынес четвертый отряд знамя в чехле и замер перед фронтом. С правого фланга отделилась знаменная бригада, под салют оркестра приняла знамя, и вот оно уже на правом фланге во главе нашей белоснежной колонны, чтобы быть там полтора месяца. Высоко подбрасывая пятки, стремглав пролетел Алексюк со своим флагом на место.

   Против нашего строя собрались служащие и рабочие коммуны, строители, техники, на стройке затихли стуки и опустели леса. Многие идут с нами в клуб на прощальный вечер.

   Как будто все готово. Несколько прощальных слов остающимся, несколько пожеланий с их стороны.

   Соломон Борисович смотрит на нас и волнуется, на глазах у него слезы:

   - Эх, поехал бы с вами... хорошие мальчики и девочки, мне трудно без них... Ах, как они работали, как звери, как звери!

   - Соломон Борисович, станки ж, смотрите! - кричат из третьего взвода.

   - Хорошо, хорошо, ты не бойся...

   - Ну, пора.

   - Колонна, смирно!

   Но кто-то прорвался сквозь строй и дышит так, как будто у него все цилиндры лопнули.

   - Что такое? Где ты был?

   - Кисти!..

   - Ах, кисти!..

   Склонилось знамя и несколько человек занялось его украшением.

   - Ну? Больше ничего не будет?

   - Ничего, можно трогать...

   - Колонна, смирно! Справа по шести, шагом марш!

   Тронулся, зазвенев, оркестр, тронулось знамя, ряд за рядом перестраивались коммунары, проходя мимо заулыбавшихся родных пацанов левого фланга.

16. ПЕРВЫЕ КИЛОМЕТРЫ

   Рано утром пятнадцатого июля коммунары уже сидели в вагонах. В первом поместился оркестр, во втором - первый и третий взводы, в третьем – второй и четвертый - пацаны и девчата. Поместился и я с этой компанией, наиболее предприимчивой и опасной в пути.

   Ожидая посадки на вокзале, истомились без сна, и поэтому, как только распределили командиры места, открыли ребята корзинки, достали одеяла и завалились спать. Даже самое замечательное наслаждение, о котором все мечтали за месяц до похода - смотреть из окна вагона, было отложено до будущего времени. Только в Донбассе выставили ребята любопытные носы в окна и засыпали друг друга вопросами:

   - Ты, наверное, не знаешь, что это за такие кучи?

   - Я знаю.

   - Ты, наверное, думаешь, что это уголь? Ха, ха, ха...

   - А по-твоему, это дрова?

   - Это - порода. Понимаешь? Порода, земля...

   - А ты все понимаешь? Это, по-твоему, доменные печи?

   - Нет, не доменные.

   - А что?

   - А тебе какое дело, что?

   - Это тоже порода?

   - Вот народ какой, эти пацаны!.. - говорит Сопин, командир четвертого взвода. - Ну вот, из-за чего они ссорятся?

   - Мы разве ссоримся? Мы разговариваем.

   - Знаю, какие эти разговоры. Это разговор, а через минуту начинают драться. У меня во взводе чтобы этого не было!

   В переднем вагоне заиграл сигнал. Пацаны прислушались.

   - Хлопцы, на завтрак!..

   Из-под одеял высунулись головы.

   - Странно, как-то, вставать не играли, поверки не играли, а прямо в столовую...

   В вагон входит Кравченко, член хозкомиссии и ее признанная душа.

   - Командир, давай пацанов, получить по фунту хлеба, по два яйца и по яблоку.

   - Мы в хлебе не нуждаемся, - говорит Сопин.

   - Отправишь двадцать буханок в средний вагон, там разрежем.

   По вагону проходит Клюшнев. Сегодня он дежурный командир.

   - Что в вагоне не было скорлупы, крошек, санобход будет после завтрака.

   Они с Кравченко удаляются, преисполненные важности, - они имеют право переходить из вагона в вагон. За ними отправляется несколько пацанов за завтраком. В отделении девочек тоже зашевелились. Прибежали старшие за буханками и тоже в зависти.

   - Вот здорово, у них какие окна, по три человека может смотреть...

   Снова в вагоне Кравченко.

   - Если у кого попадется плохое яйцо, скажи командиру - обменяем.

   Кравченко великий специалист своего дела. он провел хозкомиссию в крымском походе и теперь, когда его выбирали, чуть не плакал:

   - Пожалейте, хлопцы, никогда покою нету, и день и ночи паришься.