— Я заболтался с вами, братья Кронионы, — сказал он, вставая. — Мне пора возвращаться на землю, в чертоги царя Алкиноя. У него нынче пир, и гости жаждут веселья… — Зевс сочувственно закивал, и Демодок решил попытаться ещё раз. — Кстати, — сказал он, — уж не Одиссея ли принимает у себя царь феакийцев?
— Его, — охотно заверил Зевс. — Многохитростный муж завершает многотрудное плавание. Будет рассказывать о своих приключениях — послушай, певец, не пожалеешь.
— Обязательно, — сказал Демодок. — А потом? Царь Алкиной уже приготовил царю Одиссею свой лучший корабль, и пятьдесят два гребца безопасно доставят его на Итаку?
— Умгу… — произнес Зевс, не разжимая губ, и снова переглянулся с Посейдоном.
— А потом?..
Братья внимательно смотрели на певца и молчали. Черта с два они скажут ему, что будет потом.
— До встречи, Кронионы! — бросил Демодок, повернулся и пошёл прочь.
— Всегда рады видеть тебя на Олимпе, славный аэд! — с облегчением воскликнул Зевс, а Посейдон злорадно хихикнул.
Глава 5. Конец анекдота
Остаток ночи и утро Демодок мог бы провести в лесах Артемиды. Там буйство красок и запахов. Там тенистые гроты в обрывистых берегах рек и залитые лунным светом поляны. И невозможно-алая заря над зубчатой кромкой холмов. И трели проснувшихся птиц. И непуганное зверьё, которому всё равно — бог или человек протянет руку и ласково потреплет по холке.
Очень яркий, очень весёлый и светлый мир. Очень ненастоящий. Квазимир. Фоторепродукция с копии.
Пусть лучше будут закопчённые стены, и тусклое пламя светильника, и горклый чад от потухшего горна. Пусть будет надоедливое ворчанье хромого бога и бесцельный лязг его инструментов. И пусть будет бессловесный золотолобый болван в нише, который то ли есть, то ли нет его. Но можно будет открыть панель и покопаться в схеме — до предела упрощённой и потому действующей. И почти убедить себя, что — есть, пока ещё есть этот жалкий обломок настоящего. И, может быть, ещё больше упростить его схему — на всякий случай, чтобы не перестал быть…
Но всё оказалось даже лучше, чем ожидал певец. Гефест, против обыкновения, не ворчал, не хмурился и не хромал из угла в угол. Он был даже гостеприимен и, забывшись, предложил Демодоку разделить с ним трапезу, а когда Демодок вежливо отказался, Гефест очень захохотал и заявил, что тоже не хочет есть. Вот не хочет, и всё! Просто кусок в горло не лезет, так ему хорошо и весело. Наконец-то она от него уйдет!
— Кто она? Афродита? — рассеянно спросил Демодок, откручивая панель на груди робота и складывая винтики в подставленную болваном ладонь.
— Ну конечно! Ты не можешь вообразить, как она мне надоела! То есть, что я говорю! — Гефест снова гулко захохотал. — Вообразить ты, конечно, можешь. Ты всё, что угодно можешь вообразить, а нам расхлёбывай!..
Демодок слушал и не слышал его — просто радовался доброму настроению мастера. Он открыл, наконец, панель и запустил пальцы в схему. Пожалуй, упрощать больше некуда, зря он сюда полез. Нечего ему здесь делать. Разве что подчистить контакты — вот этот и вон те тоже. А потом ещё какое-нибудь занятие придумаю. Коленные чашки подрихтовать, например, — помялись. А здесь почему искрит? О, это уже серьёзно. Это как раз до утра — да и то, если Гефест поможет… Самая мерзкая работа — перематывать тороидальный трансформатор, конечно, не зажигается…
— Что? — спросил Демодок.
— Изумрудный глаз не зажигается, — повторил Гефест. Он стоял возле ниши и протягивал Демодоку пустую ладонь. — Я посмотрел — там ниточка порвалась. В рубиновом глазу точно такая же, но целая, а в изумрудном — порвалась. Вот, сковал…
На ладони Гефеста, едва различимая, поблёскивала крохотная золотая спиралька.
— Ну ты даёшь, дружище! — только и сказал Демодок.
Боги могут всё, подумал он. Всё, что способны вообразить о них люди. И если бы Демодок мог вообразить добычу и обогащение вольфрамовой руды, а потом печь для выплавки этого металла, ибо температура в горне явно недостаточна, а потом волочильный станок вместо медного молота и медной же наковальни, а потом ещё и ещё что-то, совсем уже ему неизвестное, то тогда… Тогда это была бы настоящая нить накаливания для четырёхвольтовой лампочки-индикатора. Для «изумрудного глаза». Но всё-таки ещё не сама лампочка, для которой нужно вообразить стеклодувку, вакуумные насосы, суперфризерные установки для выделения из воздуха сжиженного аргона… А как прикажете растолковать Гефесту, что из воздуха можно что-то там выделить?