*** *** ***
Оля стояла на крыльце. Паша держал ее вещи в руках и думал о том, как она сейчас потащит это всё до вокзала. Она еле застегнула куртку и замок вот-вот разойдется на животике. Она смотрит на солнце и улыбается, такая милая, курносая.
–Во сколько у тебя электричка? – спросил он, поставив пакеты к ногам.
–А половину двенадцатого.
–Еще долго… – внезапно он подхватил вещи и махнул головой в сторону машины, – прыгай, я тебя отвезу!
Оленька потеряла дар речи – открывала рот, а слова не находились. Она беспомощно окинула взглядом двор. Тоня скрылась под балконом и прислушалась, взбешенная появлением Оли у нее дома.
«Вот дрянь мелкая! – она презрительно скривила рот, глядя на невесту брата, – Решила через Пашу зайти! Хрен тебе, а не квартира!»
–Я отвезу тебя в посёлок, – медленно и терпеливо повторил Паша, загружая пакеты в багажник автомобиля. – Ни к чему тебе столько ждать электрички.
Оля минуту колебалась, но быстро сдалась, и села на переднее сиденье. Автомобиль тронулся, и вскоре пропал между соседними домами.
Тоня вылезла из своего укрытия, громко чертыхаясь и потирая руки.
2.9.
Поселок стоял на краю бескрайнего леса, где вековые сосны соседствовали с тонкими березами и осиновой порослью. Покосившиеся бревенчатые домики жались друг к другу, обиженно глядя на широкие новые улицы, обрастающие добротными подворьями. Оленька давно здесь не была, но память, сросшаяся навечно с каждой клеточкой ее мозга, легко указала верную дорогу. Автомобиль подкатил к заваленному забору и остановился.
Паша, поражённый убогим видом, несмело вышел из машины.
–Вот эти два окна наши, – указала Оленька на облупленные деревянные рамы. – Одно в кухне и одно в комнате. Ну, точнее, это не полноценная кухня: мы сделали перегородку и получилось подобие двух комнат. Вот там, с кирпичной кладкой – наша труба.
Паша нашел глазами почерневшую трубу с полуразвалившимися кирпичами в основании:
–Мда, не богато, Оль.
–А что же ты хотел?, – рассмеялась она в ответ, – Бабуля меня тянула как могла. Мы не шиковали никогда. Пойдем внутрь?
Они ступили в полумрак летней веранды, которую кто-то успел захломить так, что остался лишь узенький проход, куда с трудом мог протиснуться крепкий высокий мужчина. Оля дернула дверь, та со скрипом поддалась и в лицо девушке рванулся горячий застоявшийся воздух. В небольшой прихожей было накурено. Не веря своим глазам, Оля прошла дальше.
Посреди комнаты стоял большой грубо сколоченный стол. На нем стояли бутылки, беспорядочно высились рваные упаковки от еды. Тонкой струйкой на пол стекало что-то тягучее и липкое. У стола, развалившись на потертом диване, лежали в пьяном угаре двое мужчин потасканного вида. Ещё один спал прямо на полу под окном.
–Кто это? – Паша был изумлен: они ехали в пустой дом, а попали на застолье!
–Я не знаю, – трясущимися голосом ответила Оленька и закрыла лицо ладонями, – О, боже, что теперь делать?
Паша обнял девушку за плечи и прижал к себе. Он почувствовал, как круглый животик уткнулся в него.
–Мы пойдем в полицию, и они выгонят этих гадов. Не расстраивайся, Оля, мы отобьем твой дом!
Отделение полиции располагалось на первом этаже дома культуры. Здание советской застройки, широкое крыльцо с колоннами и бетонными лавочками-блоками стояло в самом центре посёлка. Перед ним лежали руины того, что должно было быть фонтаном. Метрах в тридцати левее высился памятник Великой Победе: прямой как шпала высеченный из камня солдат в бушлате и с мужем на плече. Плиты со списками погибших земляков истрескались, буквы перекрывались тонкой паутиной разрухи. Факел вечного огня был завален мусором и пустыми бутылками из-под спиртного. Оленька с содраганием сеодца смотрела на запустение родных мест. Ей становилось горько и обидно: на той плите высечено имя ее прадедушки, отца бабушки. Хорошо, что она не дожила до этого момента…
Деревянные ступеньки скрипели под ногами, из двери вырвался белесый горячий пар: с левой стороны чернел спуск в подвал, укутанный клубами пара. Паша шел впереди, Оля, прикрывая руками живот, семенила позади.
Кабинет участкового был прокурен настолько, что даже открытое окно не спасало. Высокий, худой, всклокоченный мужчина лет 45 вальяжно курил, развалившись на кресле. Увидев посетителей, он отбросил несколько листов, посыпанных пеплом, на стол и поднялся.