Но подозрение может осведомиться – тогда зачем ее принимали? Ответ: это сделано в интересах большей предосторожности, защиты против всех придирчивых уточнений со стороны тех, кто намеревается урезать или свести на нет законные права Союза. Конвент, по всей вероятности, предвидел то, что стало главной темой настоящих статей, – внушить, что главная опасность нашему политическому благополучию заключается в том, что правительства штатов в конечном итоге подорвут основы Союза и решат в этом кардинально важном деле не оставить ничего для строительства. Независимо от побудительных мотивов к этому мудрость сверхпредосторожности очевидна уже по воплям, раздающимся против, ибо они выдают желание поставить под сомнение великую и наиважнейшую истину, что и является целью, провозглашаемой этим условием.
Могут все же задать вопрос: кому судить о необходимости законов, принимаемых для выполнения прав Союза? Отвечаю: во-первых, этот вопрос также встает во всем объеме как при простом даровании этих прав, так и в связи с положением-декларацией. Во-вторых, национальное правительство, как и любое другое, в первом случае заботится о должном исполнении своих прав и во втором – об избирателях. Если федеральное правительство преступит справедливые границы своей власти и тиранически использует дарованные права, народ, учредитель его, должен апеллировать к созданной им модели и выправить ущерб, нанесенный конституции такими мерами, которые подсказывает крайняя обстановка и оправдывает благоразумие. Уместность закона в свете конституции должна всегда определяться характером власти, на которой он основывается. Предположим, что какой-то натянутой интерпретацией (что легко представить) федеральное законодательное собрание попытается изменить закон о наследовании в любом штате. Разве не ясно, что в этом случае оно превысит свою власть и нарушит юрисдикцию штата? Предположим далее, что, ссылаясь на вмешательство в поступление ее доходов, оно попытается аннулировать земельный налог, введенный властью штата, разве равным образом не ясно, что в этом случае происходит вторжение [c.215] в совпадающую юрисдикцию, касающуюся законов, которые по конституции ясно отнесены к компетенции правительств штатов? Если возникнут сомнения по этому вопросу, то их нужно отнести на счет тех резонеров, которые с непристойным пылом враждебности к плану конституции потрудились затемнить самые ясные и простые истины.
Но утверждают – законы Союза должны быть высшими законами страны. Что за выводы должно сделать из этого или какую значимость они бы имели, если бы не почитались высшими законами? Очевидно, они бы ничего не значили. Закон по самому смыслу термина включает понятие верховенства. Это правило, которому обязаны подчиняться те, кто имеется в виду. Это результат деятельности каждой политической ассоциации. Если индивидуумы объединяются в общество, его законы должны быть высшими регуляторами их поведения. Если ряд политических обществ объединяется в большее политическое объединение, законы, которые последнее может издать во исполнение прав, дарованных его конституцией, по необходимости выше законов этих обществ и индивидуумов, составляющих их. В противном случае речь бы шла о простом договоре, зависящем от доброй воли участников, а не о правительстве, т.е. политической власти и верховенстве. Но из этой доктрины отнюдь не следует, что акты большего общества, которые не вытекают из его конституционной власти, но вторгаются в оставшиеся у меньших обществ полномочия, станут высшими законами страны. То будут обычные акты узурпации, и они заслуживают, чтобы к ним именно так и относились. Отсюда мы усматриваем, что статья, провозглашая верховенство законов Союза, как и только что рассмотренная, лишь декларирует истину, которая непосредственно и по необходимости следует из учреждения федерального правительства. Надеюсь, при этом не упускается из виду, что верховенство это подчеркнуто ограничено законами, принятыми во исполнение конституции, о чем я упоминал просто как о примере осторожности конвента, ибо это ограничение подразумевается, а не формулируется. [c.216]
Хотя закон, вводящий налог для правительства Соединенных Штатов, по своему характеру высший и против него нельзя легально ни выступать, ни ставить его под контроль, тем не менее закон, аннулирующий или не допускающий взыскание налога, установленного властью штата (за исключением импорта и экспорта), будет не высшим законом страны, а узурпацией власти, не предоставленной конституцией. Неуместное умножение налогов на один и тот же товар может превратить их сбор в трудное и шаткое дело, но это взаимное неудобство не следствие верховенства или нехватки прав с любой стороны, а результат незаконного их применения одной или другой невыгодным для обоих образом. Можно, однако, надеяться и предполагать, что взаимный интерес продиктует согласие в этом отношении, которое устранит материальные неудобства. Вывод из всего изложенного: в соответствии с предложенной конституцией отдельные штаты сохранят независимую и не подлежащую контролю власть иметь доходы в нужных им размерах, обеспечиваемых всеми видами налогов, за исключением сборов за импорт и экспорт. В следующей статье будет показано, что совпадающая юрисдикция в деле налогообложения является единственной допустимой заменой полного подчинения этих полномочий штатов Союзу.