Опасность нарушить общественное спокойствие чрезмерным возбуждением общественных страстей – еще одно и более серьезное возражение против того, чтобы часто выносить конституционные вопросы на суд всего народа. Несмотря на то что преобразование установленных форм правления увенчалось у нас успехом – и это делает великую честь добропорядочности и уму американского народа, – подобные опыты чересчур рискованны, дабы множить их без нужды. Не будем также забывать, что все ныне действующие конституции составлялись в дни опасности, сдерживавшей страсти, неприязненные к порядку и согласию; в разгар восторженной веры народа в своих исполненных патриотизма вождей, приглушающей обычную разноголосицу мнений по большим общенациональным вопросам; при всеобщем стремлении к новым и противоположным формам правления, вызванном всеобщим недовольством и возмущением старым правительством: и, наконец, в промежуток, пока дух партийной борьбы, связанный с необходимостью [c.339] перемен или исправлений злоупотреблений, не мог в это дело вмешиваться. В грядущих обстоятельствах, в которых нам, надо полагать, предстоит в основном действовать, нам вряд ли будет предоставлен равный заслон от опасностей, которые нас ожидают.
Но самое серьезное из всех возражений в том, что решения, которые, скорее всего, воспоследуют из подобных обращений, не приведут к установлению конституционного равновесия в правительстве. Мы уже видели, что республиканское правление страдает наклонностью расширять законодательную власть за счет других (см. статью 48. – Ред.). Следственно, к народу будут, как правило, взывать исполнительная и судебная. Но какое бы ведомство ни обращалось к народу, будет ли каждое из них пользоваться равными преимуществами на этом суде? Давайте рассмотрим различия в их положении. Число должностных лиц на службе исполнительной и судебной власти невелико, и народу известна лишь малая их часть. Чиновники судебного ведомства и по способу их назначения, равно как по самой природе и пожизненному сроку своей деятельности, очень далеки от народа и почти не знакомы с его предубеждениями. Носители же исполнительной власти вызывают обыкновенно чувство зависти, а принимаемые ими меры всегда подвергаются хуле и легко становятся непопулярными. Члены законодательного ведомства, напротив, обильны числом. Они широко рассредоточены и проживают среди народа. Их связи – родственные, дружеские, по знакомству – охватывают значительную часть в самых влиятельных слоях населения. Сама природа оказанного им доверия предопределяет личное влияние в народе и положение непосредственных и доверенных хранителей его прав и свобод. При этих преимуществах вряд ли можно рассчитывать, что противные стороны получат равный шанс на благоприятный исход.
Но законодатели не только смогут успешно защищать свое дело перед лицом народа. Они, вероятно, сами составят суд. То же влияние, которое послужило избранию их в законодательные органы, обеспечит им место в конвенте. Пусть не всем, но многим и, без сомнения, ведущим [c.340] фигурам, от которых в подобных собраниях все и зависит. Короче, в конвент войдут главным образом те, кто был, есть или рассчитывает стать членом того самого ведомства, которому предъявлено обвинение. И следственно, они же окажутся одной из тяжущихся сторон по вопросам, ожидающим их решения.
Правда, может случиться, что исполнительная и судебная власть обратятся к народу при обстоятельствах менее им враждебных. Скажем, узурпации со стороны законодателей могут произойти чересчур откровенно и чересчур внезапно, не успев принять маскирующую окраску. А возможно, сильная партия среди самих законодателей возьмет сторону других ветвей. Или исполнительная власть вдруг окажется в руках человека, пользующегося особым расположением народа. При таком положении вещей общественное решение может испытать меньше воздействия в пользу законодателей. И все же невозможно ожидать, чтобы вопрос был рассмотрен по справедливости. Так или иначе, но расследование неизбежно будет связано с духом, господствующим в уже составившихся партиях или в партиях, на которые разобьется публика по данному вопросу. Оно будет связано с людьми, пользующимися в данном обществе известностью и влиянием. Оно будет проводиться теми же самыми людьми, которые были участниками или противниками принятия тех мер, к которым относится их же решение. А посему людские страсти, а не разум будут судиями. Меж тем как только разум народа должен контролировать и регулировать действия правительства. Страсти же должны контролироваться и регулироваться правительством.