Подробно рассмотрев многообразные функции, которые штаты закрепляли за собой, Д. Бурстин развивает идеи “Федералиста”: “Поколение, создавшее федеральную конституцию, питало подозрение, что республиканское правительство не сможет функционировать на обширной территории... Это вошло в [c.586] основы политической науки... Указывалось, что сама история Американской революции явилась новым свидетельством хорошо известного принципа. Разве не показала она неспособность англичан включить в систему своего представительного правления отдаленные Соединенные Штаты?” Мэдисон, однако, подчеркивает Д. Бурстин, в статье 10 “Федералиста”, усмотрел в громадных размерах США гарантию прочности нового государства. То было теоретическое озарение, а практически, продолжает Д. Бурстин, это доказали обстоятельства избрания президентом Т. Джефферсона. “После бурных президентских выборов 1800–1801 гг., – пишет он, – в коллегии выборщиков за каждого – Томаса Джефферсона и Аарона Берра – было подано равное количество голосов и решение было передано на суждение палаты представителей, которая в конечном итоге избрала его на тридцать шестом туре голосования. 21 марта 1801 г. Джефферсон писал Д. Пристли: “Больше нельзя утверждать, что нет ничего нового под солнцем. Случившееся – новая глава в истории человечества. Новое – громадные размеры нашей республики... Это дает новейшее подтверждение ложности доктрины Монтескье о том, что республика может существовать только на небольшой территории. Правильно противоположное. Если территория нашей страны составляла бы только треть от нынешней, мы бы пропали. Ведь дело в том, что, если безумие и заблуждения как эпидемия охватывают те или иные районы, в оставшихся царит здравый смысл, они не затронуты и продержатся таковыми, пока их соотечественники не оправятся от временных нереальных представлений. Это радует меня”.
Но возникает другое – с начала XVII и вплоть до середины XIX века “сепаратизм был типично американским феноменом”. Вот тут, рассуждает Д. Бурстин, “американский опыт показал, что опасения Монтескье и других политических мыслителей имели кое-какие основания. Для выживания единой обширной республики она должна была обуздать сепаратистские тенденции. Как ни парадоксально, это дало создание новой Американской Империи, по выражению Джефферсона, “Империи Свободы”, политическое устройство которой было очень сходным с тем, против которого боролись и от которого ушли американские колонисты. Первый, колониальный опыт (до Войны за независимость) сделал американскую нацию необходимой, второй (между независимостью и Гражданской войной) – сделает ее возможной”. В английском оригинале для обозначения понятия “сепаратизм” Д. Бурстин использовал синоним “сецессия”. По причинам более чем понятным. Это слово, овеянное пороховым дымом Гражданской войны в США, куда больше скажет сердцу американца, чем отдающий канцелярией юриста или дипломата “сепаратизм”. [c.587]
К тексту
Федералист № 83
Александр Гамильтон
Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –
М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 535–550.
Мая 28, 1788 г.
Возражение против плана конвента, наиболее распространенное в нашем штате и, вероятно, в ряде других, касается того, что нет конституционного положения о суде присяжных по гражданским делам. Хитрая форма, в которой обычно выдвигается это возражение, постоянно упоминалась и разоблачалась, но продолжает использоваться во всех беседах и писаниях противников плана. Само молчание конституции по поводу гражданских дел изображается как уничтожение суда присяжных. Заявления, которым оно дало повод, хитроумно рассчитаны на то, чтобы распространить извращенное представление, будто мнимое полное и всеобщее уничтожение распространяется не только на все категории гражданских дел, но и на уголовные дела. Доказывать последнее – столь же праздное и бесполезное занятие, как попытка привести серьезное доказательство существования материи или доказывать любую из тех теорем, которые убеждают своей логикой, когда она изложена доступным языком.
Что касается гражданских дел, то были пущены в ход тонкости, почти не заслуживающие опровержения, чтобы создать впечатление, будто непредусмотренное полностью уничтожается. Любой думающий человек немедленно усмотрит громадное различие между умолчанием и уничтожением. Но поскольку изобретатели этого ложного положения попытались поддерживать некоторыми юридическими принципами свое толкование, при этом извратив их истинное значение, небесполезно исследовать их позицию.