Публий [c.193]
Федералист № 29 [35]
Александр Гамильтон
Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –
М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 193–199.
Января 9, 1788 г.
К народу штата Нью-Йорк
Полномочия организовывать ополчение и командование его соединениями во времена восстания и вторжения являются естественными побочными функциями надзора над совместной обороной и внутренним миром конфедерации.
Отнюдь не требуется быть посвященным в военную науку, чтобы понять – единство в организации и дисциплине ополчения дает самые благоприятные результаты, когда его призывают на службу для общественной обороны. Боевые действия ведутся с должной согласованностью, что необычайно важно в операциях армии. Это также будет способствовать быстрейшему приобретению опыта в военном деле, что существенно для эффективности ополчения. Желательного единства можно достигнуть, вверив устройство ополчения государственной власти. В плане конвента весьма уместно предлагается наделить Союз полномочиями “по организации, вооружению и дисциплинированию ополчения и по управлению той его частью, которая используется на службе Соединенных Штатов, сохраняя за соответствующими штатами [c.193] назначение офицеров и обучение ополчения в соответствии с уставными правилами, утвержденными Конгрессом…”
Среди различных позиций, занятых противниками плана конвента, самой неожиданной и слабой была та, с которой подверглось нападкам именно это положение. Если хорошо устроенное ополчение является самой естественной защитой свободной страны, оно, конечно, должно находиться под надзором и в распоряжении органа, являющегося держателем национальной безопасности. Если постоянные армии опасны для свободы, эффективная власть над ополчением со стороны органа, которому вверена безопасность государства, должна в максимальной степени устранить побудительные причины и предлоги для возникновения этих недружественных структур. Если федеральное правительство может воспользоваться помощью ополчения в чрезвычайных случаях, требующих военной поддержки гражданского магистрата, того лучше достичь, использовав вооруженную силу другого типа. Если оно не добьется этого с помощью первой, то будет вынуждено обратиться ко второй. Сделать армию ненужной – куда более надежный способ избавиться от нее, чем тысяча запретов на бумаге.
Дабы вызвать отвращение к полномочиям использования ополчения для выполнения законов Союза, указывают: в предлагаемой конституции нигде не содержится условия, предусматривающего posse comitatus [здесь – употребление силы (лат.)] в помощь магистрату для исполнения его долга, в то время как указывается, что военная сила предназначена быть его единственным вспомогательным средством. Выдвинутые возражения удивительно туманны, иногда они даже исходят из одного источника, что отнюдь не свидетельствует об искренности и честности намерений их авторов. Те же люди, которые единым дыханием твердят нам, что полномочия федерального правительства деспотичны и неограниченны, далее информируют нас же, что оно не имеет достаточной силы даже на posse comitatus. Последнее суждение, к счастью, так же не достигает истины, как первое выходит за ее пределы. Равным образом абсурдно сомневаться в том, что [c.194] право принимать все законы, необходимые и уместные для выполнения декларированных полномочий, включает требование помощи со стороны граждан к должностным лицам, которым доверено их исполнение, – как и считать, что право исполнения законов, необходимых и уместных для введения и сбора налогов, повлечет за собой изменение правил наследования и отчуждения земельной собственности или ликвидации суда присяжных по делам, относящимся к его юрисдикции. Отсюда следует, что предположение о нехватке власти, для чего требуется помощь posse comitatus, целиком лишено смысла, и, следовательно, вывод, сделанный из этого применительно к власти федерального правительства над ополчением, неискренен и нелогичен. По каким причинам можно делать вывод о том, что силу намеревались сделать единственным инструментом власти только потому, что можно употребить ее в случае необходимости? Что нам думать о мотивах, которые могут побудить разумных людей рассуждать таким образом? Как нам предотвратить конфликт между милосердием и рассудком?