— Вы тоже принимали участие в съемках фильма «Пайза». Какие воспоминания сохранились у вас об этом первом кинематографическом опыте?
— У меня там совсем маленькая роль. Я появляюсь в коротеньком платьице в клетку на лестнице нашего дома, где Роберто отснял несколько сцен освобождения Флоренции. Но после этого мне стали предлагать уже более серьезные роли. Я то играла в театре, то снималась в кино. В 1948 году я получила роль в «Без жалости» Альберто Латтуады и заглавную роль в «Анжелике», спектакле Лео Ферреро, который поставил в Римском театре искусств Лучио Кьяравелли, с которым я уже, кстати, работала в университетском студенческом театре. Моим партнером по «Анжелике», игравшим Роланда, был Марчелло Мастроянни, делавший тогда свои первые шаги на театральном поприще.
— Как прошел спектакль?
— Это был знаменательный вечер. В зале присутствовали директор Академии драматического искусства Сильвио д’Амико, драматург Россо ди Сан Секондо, самые влиятельные критики Рима и вообще всей Италии. Был, конечно, там и Федерико, который приходил в артистические уборные поздравлять нас. Именно тогда Мастроянни познакомился с Федерико, хотя уже и не помнит об этом. Отзывы о спектакле были очень благоприятными, даже восторженными. Меня же привела в полный восторг игра Мастроянни. Для него это было очень важное испытание, тем более что текст Лео Ферреро был уже переработан и дополнен в Париже, в театре «Матурэн», театральной труппой Питоефф. Сильвио д’Амико, самый известный театральный критик того времени, писал, что Мастроянни проявил при этом «исключительную неопытность».
— Где и как вы познакомились с Мастроянни?
— Нас познакомила моя сестра Евгения. Она работала в агентстве недвижимости на виа Фраттина, которое занималось также сдачей комнат внаем. В Рим начался тогда приток американских актеров, которые нуждались в жилье. Чтобы немного заработать, Мастроянни показывал клиентам меблированные комнаты. В то время он был очень беден. У него даже не было пальто. У него были постоянно опухшие и застывшие от холода руки. После я встретила его в театре «Атено», где работали ученики университетского театрального центра. Мы все были тогда студентами и играли совершенно бесплатно. Мастроянни мне был по-человечески симпатичен, и я старалась ему хотя бы немного помочь. Позже именно я обратила на него внимание Джузеппе ди Сантиса, который готовился снимать «Горький рис», фильм, где прославилась Сильвана Мангано. Но на первую мужскую роль он уже решил взять Рафа Валлоне, журналиста из Турина. Позднее я настояла на том, чтобы Федерико взял Мастроянни на главную роль в фильме «Сладкая жизнь».
— Какой из тех фильмов, в которых вы снимались позже, вспоминается с особым удовольствием и ностальгией?
— В 1950 году я сыграла в фильме «Закрытые ставни» Коменчини, в котором Федерико снял несколько эпизодов. Как и в «Без жалости», я изображала проститутку. В 1951-м я снялась в двух картинах: «Горничная приятной внешности ищет работу» Джорджио Пастины и «Семь лет отчаяния» Метца и Маркези, где в главной роли снялся Тото. Но фильмы, о которых я вспоминаю с особым удовольствием или ностальгией, это, разумеется, фильмы Федерико и Росселлини. В том же 1951 году я сыграла в «Огнях варьете», снятых Латтуадой и Феллини. Я сыграла Мелину Амур, вечную возлюбленную. Критики написали много лестного о фильме и обо мне. В 1952 году я получила роль воробушка («Passerotto») в «Европе-51» Росселлини, где в главной роли снялась Ингрид Бергман. 1952 год был знаковым: Федерико начал свою деятельность в качестве режиссера, работая над фильмом «Белый шейх». В том же году, кроме роли Кабирии в фильме Федерико, я сыграла Надину в картине «Грешница Ванда» режиссера Дуильо Колетги и Паолу в «Романе моей жизни» режиссера Лионелло Де Феличе.
— Почему Феллини не взял вас на главную женскую роль в «Белом шейхе»?
— Может быть, мне не поверят, но я никогда ничего у Федерико не просила. Конечно, мне нравилась эта роль, но как он мог мне ее дать? Там требовалась видная, красивая девушка, а я была худышкой. Зато в 1953 году я снялась аж в четырех фильмах: в «Веке любви» Лионелло Де Феличе, «Окаянных женщинах» Джузеппе Амато, «В городских предместьях» Карло Лиццани и «Улице Падуя 46» Джорджио Бьянки. Но одно из наиболее важных событий в моей жизни произошло в 1954 году, когда я снялась в картине «Дорога».
— Какие воспоминания связаны у вас с этим фильмом, за который Феллини получил своего первого «Оскара»?
— Федерико хотел снять «Дорогу» сразу после «Белого шейха». Но ему не удалось тогда договориться с продюсерами, и он занялся сначала «Маменькиными сынками». После успеха, завоеванного «Маменькиными сынками» на кинофестивале в Венеции, все стало гораздо проще. Дино Де Лаурентис и Карло Понти подписались под контрактом, но они не хотели, чтобы мне доверили главную роль в «Дороге», поскольку я не была красоткой в стиле пин-ап[76], как было модно в те годы. Федерико все-таки настоял на моей кандидатуре. Я не знаю, может быть, именно это произвело на него впечатление, но Джузеппе Маротта, писатель, бывший к тому же кинокритиком в «Эуропео», написал ему письмо, в котором говорилось: «Дорогой Федерико, ты знаешь, что я не испытываю отвращения к шутке, но это лишь потому, что я веду рубрику, которая претендует на то, чтобы считаться развлекательной. Я и над тобой подтрунивал тоже, но это совсем не значит, что я тебя не уважаю. Что же касается Джульетты Мазины, то я готов поставить на нее все вплоть до одежды, надетой на мне. Это великая актриса, рожденная для кино, как Гарбо, как Бетт Дэвис, как (если не учитывать пол) Гари Купер». Мы начали работать над фильмом еще до того, как я подписала контракт. Его мне предоставили лишь тогда, когда представитель «Парамаунта», а именно человек, ответственный за распределение ролей в картине, увидел первые отснятые кадры. Мой гонорар за эту работу равнялся четырем с половиной миллионам.
— Как этот фильм был принят на фестивале в Венеции?
— С одобрением и осуждением одновременно. Левая итальянская пресса вела себя очень сдержанно. После «Белого шейха» и «Маменькиных сынков» для них был непонятен такой фильм, как «Дорога». Но за рубежом, в Париже, Лондоне, Мюнхене, Кёльне, Лос-Анджелесе его принимали с триумфом.
— Где именно показывали фильм в Париже?
— В концертном зале Плейель, но я там не присутствовала. Я не смогла в тот раз поехать — у меня была очень высокая температура. Федерико звонил мне каждые четверть часа и рассказывал, как проходит показ. Зал был переполнен. Также нужно сказать, что Франсуа Мориак написал восторженную статью о картине, которую он посмотрел в Венеции. После первой части публика разразилась аплодисментами, и до самого конца люди выкрикивали: «Джульетта! Джульетта!» На следующий день наши фотографии были на обложках всех французских журналов. Меня сравнивали с Жаном Луи Барро, с Марселем Марсо.
— «Дорога» имела такой же успех в Лондоне, как и в Париже?
— В Лондоне «Дорогу» показывали в рамках Фестиваля итальянского кино, организованного послом Манлио Брози в здании итальянского посольства. Присутствовал весь цвет итальянского кинематографа: Росселлини, Висконти, Антониони, Джерми, Латтуада, были Софи Лорен, Джина Лоллобриджида, Элеонора Росси Драго — столько женщин, разительно отличавшихся от меня самой и моей Джельсомины. Но присутствовали также и наиболее важные официальные лица Великобритании: королева Елизавета и принц-консорт Филипп Эдинбургский, принцесса Маргарет и придворные сановники. Впервые английские монархи, после санкций, которые они декретировали против фашистского правительства, ступили на итальянскую территорию. Я ужасно волновалась и ощущала себя настоящей Золушкой. Появлению английской королевы предшествовала конная стража. «Дорогу» показывали на закрытии фестиваля. Я запомнила, что в тот вечер на королеве Елизавете было розовое платье, расшитое цветами того же цвета. На голове была ослепительная диадема. На мне было платье из белого тюля, расшитое серебром, в котором я была в Венеции. Королева произвела на меня огромное впечатление: было видно, что под роскошным нарядом скрывается очень простая женщина с непринужденными манерами. Обычно режиссеры и актеры проходят на балкон, но когда мы с Федерико приехали, мест уже не было, и мы сели в первом ряду партера. Публика начала аплодировать уже во время показа фильма и разразилась оглушительными овациями по окончании. Люди кричали: «Жасмин! Джельсомина!» Одна женщина сняла свое ожерелье — из старинного серебра с зелеными камнями — и вручила его мне со словами: «Это для Жасмин». Но нас с Федерико не пригласили на гала-ужин в честь монархов. Ведь мы не были достаточно важными персонами.
76
От англ,