— Кто был этот продюсер?
— Пеппино Амато, неаполитанский кинопромышленник, продюсировавший «Франциска — менестреля божьего», поставленного Росселлини, и «Умберто Д.», поставленного Де Сикой. Я предложила Амато: «В сценах, где мы с Маньяни не заняты вместе, я могу работать с восьми до полудня». Он согласился, и мы начали съемки еще до того, как был закончен сценарий. У Кастеллани и Сузо Чекки Д’Амико, сценариста «Похитителей велосипедов» и «Чуда в Милане» в постановке Де Сики, «Самой красивой» Висконти, «Затмении», «Дам без камелий» и «Идентификации женщины» Антониони, была готова лишь его первая часть. Сюжет был взят из романа «Рим, улица Мантеллате», книги Изы Мари, известной в те годы писательницы. Когда сценарий был совсем готов, я вдруг поняла, что моя роль в течение всего этого времени все уменьшалась, в то время как роль Маньяни все увеличивалась. Мой адвокат и Федерико посоветовали мне отказаться от дальнейших съемок, но Амато бросился мне в ноги, умоляя меня остаться и уверяя, что моя роль будет увеличена до размеров роли Маньяни.
— В итоге Кастеллани и Сузо Чекки Д’Амико переделали сценарий?
— Да, они усилили мою роль, и мы снова начали снимать. Но несколько дней спустя взорвалась настоящая бомба. Журнал «Эуропео» опубликовал статью под названием: «Старое и молодое поколение». Господи Боже мой! Это была настоящая катастрофа. Маньяни охватила черная злоба. Она обвиняла меня в том, что именно я была инициатором этой статьи и такого названия. Она не говорила мне ни слова, даже на съемочной площадке. Амато мне сказал: «Джульетта, тебе надо объяснить ей». — «Но я ни в чем не виновата», — отвечала я. Площадка стала адом и вполне соответствовала названию фильма «Ад в городе». Помню, что мы должны были снимать сцену, где я, стоя на коленях, изо всех сил цепляюсь за прутья решетки. Вошедшая в этот момент Анна бросила мне: «Привет, крошка! Кого это ты изображаешь, приставленную к стенке недотрогу?» — «Привет, Анна», — ответила я, не отвечая на ее провокационную реплику. «Надеешься таким способом выкрутиться?» — «Но, Анна, я здесь совершенно ни при чем». — «Не строй из себя невинность», — в заключение заявила она. В надежде как-нибудь утрясти дело Амато засыпал нас цветами, но Маньяни пребывала в постоянной злобе. Я не могла ничего поделать. В чем я должна была оправдываться? В конце концов, между нами была не такая большая разница в возрасте.
— Тринадцать лет, не так уж мало.
— Согласна, но ведь это не я озаглавила ту статью «Старое и молодое поколение». В любом случае невероятное все же произошло. Во второй части фильма была сцена, где Эгле должна была бить Лину, короче, где Маньяни должна была бить меня. Я боялась, что дело кончится плохо. Амато я сразу предупредила: «Я буду сниматься в этом эпизоде, но если она действительно причинит мне боль, я отвечу». Амато перенес эту сцену в конец съемки. На площадке в этот день царило ужасающее напряжение. На мне было черное платье с вырезом на груди в форме сердца. Эгле-Анна для начала дала мне оплеуху, не касаясь остальных частей тела. Потом она ухватила меня за этот вырез и дергала за платье, пока не сняла его полностью. Я была потрясена. При помощи своего адвоката я наложила запрет на этот кусок пленки, и мы пересняли эпизод заново. Амато хотел выпустить фильм под рекламным объявлением: «Две М. вместе». На что я ему заметила, что он, наверное, сошел с ума. В данном случае эти две М. очень подходят для отвратительной двусмысленности: «Две мерзавки вместе».
— В итоге вы все же помирились?
— Годы шли, но Маньяни продолжала злиться на меня. Мы с Федерико встречали ее время от времени в ресторанах в центре Рима, но она не отвечала на мои приветствия. Потом вышел фильм «Джульетта и духи». Это было в 1965-м. В один из дней моя горничная мне сказала: «Звонила госпожа Паньяни». Я перезвонила Паньяни, известной комедийной актрисе, но выяснилось, что она мне не звонила. Три или четыре дня спустя горничная опять доложила: «Снова звонила госпожа Паньяни». Я снова перезвонила Паньяни, которая предположила, что это, наверное, какая-то шутка. На самом деле горничная просто перепутала фамилию Паньяни с Маньяни. В тот же вечер Федерико спросил меня: «С тобой хочет поговорить Маньяни, почему ты ей не перезвонишь?» Я как раз собиралась это сделать, когда зазвонил телефон. Это была она. Она сказала, что видела «Джульетту и духов» и просто восхищена. Она буквально затопила меня похвалами, заставив меня изнемогать от эмоций. Слова и фразы, которые она при этом употребляла, передать совершенно невозможно.
— Можно ли сказать, что «Джульетта и духи» восхитили публику и критиков еще больше, чем Маньяни?
— С «Джульеттой и духами» произошло то же, что и с другими фильмами Федерико: мнения диаметрально разделились. Одни были в полном восторге, другие совершенно разочарованы. Критики тоже чередовали похвалы и весьма сдержанные отзывы. Что до меня, то я не была абсолютно удовлетворена результатом, но когда позже пересмотрела этот фильм на трезвую голову, пришла к выводу, что фильм получился хороший. Федерико хотел дать мне снова пережить мгновения триумфа, как после «Дороги» или «Ночей Кабирии», но на самом деле после «Джульетты и духов» наступил очень тяжелый период, может быть, наиболее тяжелый в его жизни и творческой карьере.
— Что же произошло?
— Много всего. В 1966 году Федерико хотел наконец осуществить постановку «Путешествия Дж. Масторны». По этому поводу он подписал договор с Дино Де Лаурентисом. Были сооружены гигантские декорации в павильонах на виа Понтина и Васка Навале в окрестностях Рима. Исполнять главную роль должен был Марчелло Мастроянни. Следствием чего стали бесконечные недоразумения и разногласия. Дино Де Лаурентис заявил, что 5 сентября 1966 года, в день, когда должна была начаться съемка, не смогли найти Федерико. Он обвинил его в том, что тот оставил без работы семьдесят человек, и потребовал у него через адвоката шестьсот миллионов в качестве компенсации за нанесенный убыток. 25 сентября 1966 года судебные исполнители вторглись в нашу виллу во Фреджене и унесли оттуда картины, мебель и разные ценные вещи. Де Лаурентис к тому же упоминал перед судом продюсера Риццоли, который должен был деньги Федерико, настаивая, что эти деньги Риццоли передал Лаурентис и они принадлежат ему. В начале 1967 года, казалось, все стало утихать. Де Лаурентис и Федерико вновь стали договариваться по поводу съемок фильма. Поскольку Мастроянни уже начал сниматься в других картинах, Федерико сосредоточил свое внимание на Уго Тоньяцци, нанятом продюсером. Но дальше снова начались неприятности. В апреле 1967-го Федерико заболел, и его перевезли в Рим, в клинику Сальватора Мунди. Несколько месяцев спустя Тоньяцци, в свою очередь, предъявил ему иск о невыполнении контракта.
— Поговорим немножко о ваших партнерах.
— С кого начать? У меня их было так много.
— Начните с любимых.
— Ричард Бэйсхарт и Марчелло Мастроянни, или Марчелло Мастроянни и Ричард Бэйсхарт. С Бэйсхартом, кроме «Дороги», я снималась в картине «Женщина другого» («Джонс и Эрдме») Виктора Викаса, Бэйсхарт был человеком большой доброты. Марчелло тоже добрый, это изумительный товарищ по работе. Он — совершенный актер, способный сыграть любую роль, всегда безукоризненный, всегда естественный. Третий — Шарль Бойе, о котором у меня остались горестные воспоминания. Мы познакомились в Каннах, в 1958 году, на показе «Ночей Кабирии». Во время просмотра я обратила внимание на господина, улыбнувшегося мне с поклоном в темноте, но не смогла узнать, кто это. Когда свет зажегся, у меня легонько стукнуло сердце — это был Шарль Бойе. Я, в свою очередь, раскланялась с ним, и в этот момент меня позвали получать награду. В ресторане, где после церемонии давали ужин, была танцевальная площадка, и Шарль Бойе пригласил меня открыть бал. Он показался мне скромным, ироничным, грустным, у него была неповторимая манера. Снова я с огромным удовольствием встретилась с ним много лет спустя, когда мы участвовали в «Безумной из Шайо», фильме, снятом Брайеном Форбесом по пьесе Жироду. Он сильно изменился, самым впечатляющим образом. За это время его постигли два больших несчастья. Его сын от Пат Паттерсон из юношеского лихачества застрелил себя, играя в русскую рулетку. После этого Пат, с которой он много лет прожил в счастливом союзе, сошла с ума и вскоре тоже скончалась. Он снимался в фильме, придавленный этим двойным несчастьем. Он был как бы отстранен, отделен от всех, но тем не менее оставался таким же неповторимо обаятельным, как раньше. Впоследствии он тоже покончил с собой.