Притихло море, прислушалось к сердцу настырного трескоеда, да и подарило ему попутный ветер до самого города. Дивился Макар на выси белокаменные, на часовни поднебесные, на гранитные берега, как сон возникшие перед ним. А когда баркас подошел к набережной городской, то море опять спросило: «Не страшно ли тебе, мужик? Не хочешь ли опять в деревню?» — «О ней теперича и думать не хоца, — ответил взволнованно он. — Мне город нужен, дома великие, рынки с красной рыбой да с синей зобаткой, люди грамотные — жить среди них хочу, книги мудрые хочу читать научиться, с девушкой чужеземной познакомиться». — «Ну что ж, — ответило море. — Радуюсь твоим желаниям. Дай бог тебе счастья! Только не забывай про душу свою, да помни, что любой мужик в ярости как шатун безумный — сам на рогатину прет».
И вынесли волны поморский баркас прямо ко главному причалу. Сияло лицо Макара, словно красное солнышко в морозный день. Поднялся он на городскую набережную, рубашку домотканую оправил, а городские таможенники тут как тут: «А ну, мужик, пошлину за въезд плати!» — «За что?» — удивился Макар. «За то, что приехал!» — «Так ведь я в город, не к вам». — «А мы кто?! — не отступались таможенники. — Мы на службе у города, за въезды и выезды отвечаем…» — «А ежели, братцы-кролики, у меня денег нет? — возмутился Макар. — Может, вас грибами сушеными угостить? Или рыбы неводом натаскать?» — «Чего? — обрушились на него городские. — Ты что, еще и ловишь здесь? Тогда двойной штраф плати!» — «Да как же, люди добрые, — взмолился Макар. — Ведь я же своими руками таскаю!» А городские ему: «Хоть лаптем таскай, а штраф гони, потому что отлов для таких, как ты, запрещен!» Покуксился Макар, огляделся по сторонам белокаменной набережной, да и снял с себя домотканую рубаху вместе с нерпичьим ремнем. «Возьмите, — говорит, — злые псы, только в город пустите».
Целый день Макар на торговые ряды глазел да людей городских высматривал, пороху на сушеные грибы выменял, дроби заводской присмекал, а потом, когда ночь пришла, спать-то негде, кругом плата нужна: за ночлег — плата, за вход в питейный дом — плата… Шалаш хотел поставить у торговых палат — деревья рубить нельзя. На чердак высокого дома полез — тоже запрет. Помыкался Макар, постранствовал по городу, да и опять в баркас вернулся.
Дядя Ваня умолк, загрустил, потом тихо сказал:
— Вот он какой, город, Федя, — с виду красивый, нарядный, да только самая еле заметная красота денег немалых стоит. Посмотрел на все это Макар, да опять в деревню решил вернуться. За пошлину при выезде последние грибы из лукошка высыпал, отшвартовался — и в море…
Только разбушевалась на этот раз стихия, завскидывала пенистые волны выше мачт, и ветер студеный остановил баркас. «Что, мужик, города испугался? — грозно спросило море. — Городских вельмож струсил? А где же жажда твоя неистовая к новой жизни? Где силушка твоя мужицкая, душа неохватная, справедливая?» — «Все при мне, — растерянно ответил Макар. — Успокойся ты, море Белое. Почему баркас мой, как щепку, бросаешь?» — «Трусости твоей удивляюсь, — гневно ответило море. — Знаешь ли ты, Макар, что город белокаменный, да и море студеное, могут погибнуть без души твоей справедливой?» — «Как это?» — растерялся Макар. «Эх ты, чудо деревенское! — зашумело Белое море. — Неужели ты не заметил, что город бездушным стал?! Ты посмотри, как люди, живя там, обманывают друг друга! Как они притворяются тружениками, занимая доходные места в каких-нибудь бумагомарающих канцеляриях, — пересказать невозможно! Неужто ты не заметил, как они пытались снять с тебя последние ремни, а почуяв, что ты нищий ярыжник, лишить тебя самого необходимого?» — «Конечно, заметил, — вдруг громко выкрикнул Макар. — Но знали бы вы, волны морские, знали бы острова Соловецкие, как мне было противно наблюдать за жизнью города. Я видел, как люди уничтожали огромные вековые деревья и строили на вырубленных местах каменные, совсем не приглядные жилища! Я видел, как богатеи кормили своих дворовых псов парным мясом, а бедняки довольствовались пустой похлебкой! Я видел трапезные, в которых обедали только богатые, но слишком бесчестные и бездушные люди, а рядом, в питейных домах, толпились простые мужики, у которых в жизни была одна-единственная отдушина — водка. Напившись, они ругали совесть людскую и, уходя на работу, совсем забывали о том, что труд должен приносить не только кусок хлеба, но и радость душевную. «Иди к нам трудиться, — кричали они охрипшими голосами. — У нас ты будешь всегда пьян и весел. А если бросишь пить и задумаешь разбогатеть, то мы научим тебя не только пить водку, но и обманывать людей! А когда ты разбогатеешь и станешь опытным обманщиком — мы построим для тебя огромный дворец со стеклянными стенами. Но тогда ты не жди от нас добра. Мы бросим свои работы, возьмем в руки топоры, вилы, лопаты, ворвемся в твой дворец и уничтожим его вместе с тобой! Так что выбирай — или долю бедных, но честных людей… или участь богатых людей, но потерявших всякое человеческое лицо!»