Иван положил фломастер, взял в надежде чтением настроиться на трудовой лад журнал. Читать любил всегда, и хорошая литература его внутренне собирала. В журнале нашел рассказ, зачитался. Рассказ был о девочке, которая полюбила взрослого человека, женатого. Она даже не полюбила, может быть, а прильнула душой, нафантазировала, что ли, этого человека, любовь свою. Так или иначе, девочка выходила симпатичной, обворожительной в своей юной неискушенной влюбленности и даже, если так можно выразиться, детском эгоизме. Эта история с первой же страницы показалась Ивану нарочитой. Ну что это такое? Сколько вот он, Иван, живет, парень вроде не из последних, а никто к нему не являлся с небес, не влюблялся с бухты-барахты. А как откроешь книгу, так вот оно, слетает к герою юное окрыленное создание, хлопает огромными глазами, которые так и источают пылкие чувства! У Хемингуэя, кстати, таких историй полно. Впрочем, Хемингуэю виднее. Нет, у Ивана тоже бывало: привяжется какая-нибудь — или сразу видно, недоумок, или смотреть не на что, или… окажется она со всеми такая.
А в целом рассказ все-таки тронул, но Иван совсем не задумался над содержанием, а, как ни противился, затосковал по весенним чувствам, по любви, которая грезилась какими-то киношными кадрами на берегу моря, среди цветов… Да, шестнадцатилетняя еще способна к чистым открытым искренним чувствам. А дальше? Ничего подобного Иван не встречал. Нынешние акселератки быстро понимают что к чему: выгодно — нет, побаловаться — всерьез…
Иван снова взялся было за работу, вдруг щелкнула и погасла лампочка. Он посидел в полумраке, прикинул: как быть? Спросить у соседей? (Иван снимал комнатку в коммунальной квартире.) Лучше сходить и купить, пока универмаг не закрыт — хоть по улице прогуляется.
Было начало марта, тепло пришло раньше, днем вовсю капало с крыш, но не отжившая еще зима улучала момент, наведывалась с темнотой, красовалась последними щедротами: сыпала большие белые хлопья, которые падали и смешивались на тротуарах с водянистой снежной кашицей.
Иван сошел с асфальта, зашагал прямо по улице — меньше слякоти. После захламленной комнаты и утомительной работы свежий воздух бодрил, радовал, и Иван рассуждал про себя, что по природе он лодырь, и больше всяких дел ему нравится, скажем, болтаться по городу, идти за какой-нибудь лампочкой, думать о чем попало… И странно это — живет он достаточно целенаправленно и немало трудится.
— Простите, держитесь ради бога поближе к обочине, — обращаясь вроде к нему, пропорхал — именно так воспринялось — голосок. Заботливая девушка, почти девочка, была невысокой, худенькой, в руке сумочка и большое, сотворенное из дюралюминиевого ободка сердечко, приколотое к пальто. И снова где-то под высоким куполом зазвенел колокольчик:
— Тут поворот, машины выносятся как угорелые. А сейчас скользко.
— Уговорили, пойду ближе к обочине, — заулыбался Иван.
— А вы студент, да? И еще немного подрабатываете, да?
— Да. — Иван вгляделся: не знакомая ли? Кажется, нет.
— А сами не местный? Не отсюда?
— Это что, все так сразу по мне заметно?
— Я угадала, да? — В ее глазах сплошной интерес.
— Да, но… Не понял. В чем фокус?
— Никакого фокуса, — рассмеялась она, колокольчиков под куполом добавилось, — я всегда про всех угадываю. И могу сразу характер человека определить и чего он хочет в жизни.
— Даже чего хочет! Вот мне бы как раз не мешало определить — чего я хочу? — Ивана уже крепко удивляла эта «чуда», как он про себя ее назвал.
— Вы? — Она пристально посмотрела, чуть задрала голову, продолжила: — Вы прежде всего человек бодрого духа, веселый. Это хотя бы видно уже потому, что походка у вас пружинистая, энергичная.
Иван усмехнулся — знала бы, какая у него иногда бывает походка.
— Правда, вы грустите часто — просто вы человек чувствительный и все близко принимаете к сердцу. Тогда вы бываете ужасно вялым. Но это временно, это проходит. Вы уверены в себе, независимы — недаром у вас такие размашистые, вольные движения. Но раньше, в детстве, вы таким не были. Вы были застенчивым, стеснительным, но и были самолюбивы, горды и сами себя сделали таким, какой есть. Я правильно говорю?
— Вроде…
— А вам интересно?
— А как вы думаете?
— Конечно. Всем про себя интересно слушать. Я продолжаю. Для вас мало значения имеет быт, условия, в которых вы живете. Главное — интересное дело. Вы можете многого добиться, но мешает то, что вы хорошо можете делать лишь интересное вам. К тому же вы непоседливый, горячий и, кажется, не всегда считаетесь с окружающими. Верно? Я угадала?