— Так, брат! — крикнул комиссар. — Давай, давай!
Белые приостановились. Передние попридержали коней, повернули. Но задние, не убавляя хода, вырвались вперед, сверкая клинками, горяча коней. И тоже шарахались. И тоже падали. И тоже: взметнется, вскинется конь на дыбы и рухнет пластом. И опять шли, лавой, вырастали как из-под земли. И опять валились. И опять падали.
— Мишка, ленту!
Федька стрелял деловито, спокойно, медленно поворачивая ствол пулемета. Эти куда? Эти-то куда? Куда, дьявол? Осади!
— Так! — крикнул комиссар. — Давай, Федор! Давай!
Федька не слышал, что там кричит комиссар. Но что пулемет говорит — слышал. А пулемет одобрял. «Так, брат! — говорил он. — Так, так!»
— Стой! — Мишка вдруг схватил Федьку за руку, оторвал от пулемета. — Стой!
— Чего? Пусти!
— Стой!
Мимо тачанки вихрем пролетел Никита. Черная его бурка развевалась и хлопала, как флаг на ветру. За ним, подняв над головой сверкающий клинок, несся командир эскадрона, Давыдов. За ним — бойцы, бойцы, бойцы, свои, буденновские! Сколько их!
— Стой! — крикнул Мишка. — Наши!
Гришку Федька увидел неожиданно. Не гадал он его тут видеть, да и бой-то уже шел к концу. Белые, рассыпавшись по полю, во всю мочь уходили от погони, а за ними, догоняя, загоняя, рубя сплеча и наотмашь, неслись бойцы второго эскадрона. Бой отдалялся. Бой кончался. Бой замирал.
— Шабаш! — Мишка достал кисет. Скрутил цыгарку. Закурил. — Отвоевались!
И вдруг присел: над самой его головой прожужжала пуля: в-ж-ж! Федька удивленно оглянулся: это откуда? Кто стреляет? Оглянулся — и глазам не поверил: Гришка! Мимо тачанки, стреляя, отстреливаясь, проскакал Гришка Скобло. Так вот где, вот он где сказался!
— Гони! — Федька схватил Мишку за плечо: — Гони ты!
Мишка не понял.
— Чего?
— Гони, говорю!
Бой остался позади. И речка и холм остались позади. Впереди лежала широкая равнина, голая, знойная степная даль.
И по степи, не разбирая, не видя дороги, прямо по целине, несся Гришка. Он припал к шее коня, врезался шпорами в бока, кричал что-то диким голосом, что-то вроде: «Гей-геть-гарр!» Он знал: уйти! Уйти надо!
Но Федька не отставал. Цепко зажав в руке наган, тряс Мишку за плечо: «Гони!» Кони хрипели, кони летели, кони стлались по земле, а Федька все: «Гони! Гони ты!»
— Или за ним угонишься? — перекрывая топот, грохот, крикнул Мишка. — Только коней загонишь!
«Верно, — подумал Федька, — коней загонишь!»
Наклонился к Мишке.
— Заворачивай!
— А?
— Заворачивай, ну! Стой!
Сунул наган за пояс. Кинулся к пулемету. Дал очередь. Приподнялся, посмотрел: мимо!
«Погоди! — подумал он. — Погоди, брат!»
Спокойно присел. Спокойно прицелился. Долго целился, наклонив голову, прищурив глаз. Дал очередь.
— Есть! — крикнул Мишка. — Готов!
— Ну вот, — сказал Федька, приподнимаясь, — разве от меня уйдешь? Дура!
Был полдень, солнце стояло прямо над головой. Под солнцем широко, привольно раскинулась степь. И посреди степи один, свесив голову, полузакрыв глаза, сидел человек в солдатской гимнастерке, в пыльных желтых сапогах со шпорами, Гришка Скобло. Рядом стоял конь. Умница, понял: неладно. И не уходил. Стоял. Ждал.
— А ну, — сказал Федька, — встать.
Гришка не пошевелился. И глазом не моргнул.
Федька обозлился.
— Встать!
Придерживая левой рукой правую, — он был ранен в руку, в правую руку, чуть пониже плеча, — Гришка встал. Посмотрел на Федьку воспаленными, круглыми от страха глазами.
— Ну, бей!
Федька усмехнулся: «Вона что!»
— Не бойсь. — сказал он, — не трону. В трибунале разберутся. Про трибунал-то слыхал? Так-то! Пошли!
У штаба встретили командира эскадрона Давыдова и комиссара Матвея Ивановича.
— Это кто? — сказал Давыдов. — Гришка?
— Он самый! — сказал Федька.
— Добрался-таки до него?
— Добрался, товарищ командир!
— Молодец!
— Ого! — сказал комиссар. — Сила парень!
— И коня взял! — сказал Федька.
— В бою взял?
— В бою!
— Вот, — сказал комиссар, — вот те и конь! Помнишь, хныкал, коня просил?
— Помню! — сказал Федька. — Как не помнить?
Потом, под вечер, Давыдов читал перед строем приказ начдива:
«…Особо отмечаю заслуги комиссара второго эскадрона товарища Янисенко Матвея, командира первого взвода товарища Потапова Павла и бойцов: товарища Родионова Никиты, товарища Сорокина Василия и товарища Трофимова Федора…»