— Отчего плохо? Не плохо. Только, мне сдается, такого парня в строй бы.
— А на тачанке что?
— И на тачанке ничего. Только в строй бы оно лучше. Конь да сабля — и пошел чесать. Лихо.
«Это верно, — подумал Федька, — в строй бы оно лучше».
— А ты ему скажи.
— Кому это? — спросил Андрей.
— Да этому… командиру.
— Что сказать?
— Чтоб в строй.
— Ты что, вправду? — Андрей захохотал. — Где тебе в строй! Шутки шутишь!
— Сам же говорил.
— Мало ли, — сказал Андрей. — Говорить — не дрова руб…
И осекся и отпрянул — Федька вдруг засопел, замахнулся.
— Я те поговорю! Я те посмеюсь! Ду-ра!
Повернулся. Пошел.
— Куда? — сказал Андрей.
Федька не оглянулся, не ответил.
Андрей долго и испуганно хлопал глазами.
— Ну-ну! Ну, парень!
Глава вторая
Вечером из соседней деревни, где стоял штаб полка, прискакал связной, вихрастый хват в малиновых галифе. Сообщил: приказано остаться в усадьбе до следующего дня, отдохнуть, подготовиться, подтянуться — предстоит большое дело. Связной подмигнул: «Важное, можно сказать, дело предстоит!»
— Одним словом, к бою готовьсь? — сказал командир первого взвода Потапов.
— Одним словом — два слова! — Связной вскочил в седло, зацепил поводья. — Одним словом — два слова! — крикнул он. Крикнул, гикнул и умчался.
Комиссар улыбаясь поглядел ему вслед.
— Огонь!
— Медеор! — сказал Мишка Дорофеев. — Просто медеор!
— Не медеор, а метеор, — сказал комиссар.
Мишка согласился:
— Что ж, — сказал он, — вполне возможно. Вполне возможно, что так. Ме-те-ор. Оно так, пожалуй, и лучше.
Федька сидел у костра, — в саду, в самом глухом углу, чтобы его не видно было, бойцы развели костер.
Федька сидел, клевал носом, дремал. Он устал за день. Казалось бы, с чего? А устал.
Подошел Сорока.
— Слышь, Федор. Тут Матвей Иваныч сказал, чтоб нам подзаняться.
— Ну?
— Так днем, понимаешь, некогда. То да сё. Может, сейчас, а? Ты как? Очень спать хочешь?
Федька потянулся, зевнул.
— Да нет. Не очень.
— Тогда давай поближе к огню. — Сорока достал из-за пазухи старую какую-то, потрепанную книгу, крест-накрест перевязанную бечевкой. — Ну, книга, — почтительно сказал он. — Называется: «Письмовник». Слыхал?
— Нет, не слыхал.
— Ну? А хорошая, знаешь, книга! Вот послушай! — Сорока медленно, по складам, прочел: — «… После встречи с вами я стал испытывать чувства…» Здорово?
Федька мало что понял, но спорить не стал:
— Ничего.
— Не ничего — здорово! — Сорока откашлялся. Придвинулся к самому огню. — Начали? — Ткнул пальцем в какую-то букву. Буква эта была вроде как два столба и тонкая над ними перекладина. — Какая буква?
Федька поскреб затылок. Неуверенно сказал:
— Пы.
— Не пы, а пэ.
— Ну, пэ.
— А это? — Сорока показал на букву, похожую на колесо. — Это что? Что за буква?
Федька молчал.
— О, — сказал Сорока. — Это буква О. Понял?
— Понял, — сказал Федька. — О.
— Так. А теперь опять первую возьмем. Как ее?
— Пэ.
— Правильно, — сказал Сорока. — Пэ. А теперь гляди, что получается: пэ да о — по. По да пэ — поп. Слово целое — поп. Видал? Грамота — она брат, большое дело.
— Ну, уж и дело! — сказал Федька.
— Подрастешь — поймешь!
В эту ночь Федьке снились легкие сны. Снилось ему, будто стоит он у окна. А напротив, на лавке, сидит отец, Трофим Иваныч. Он только вернулся из города и привез Федьке подарки: сатиновую рубаху, австрийские сапоги. «Померь-ка, — говорит, — ладны ли?» — Сапоги ладны, в самый раз: и не велики и не жмут. А рубаха велика. И не то чтоб очень уж велика — скроена не так: рукава длиной в два аршина, до самой земли рукава. «И верно, — думает Федька, — оно и верно, не того». Вдруг видит — лезет из левого рукава буква: два столба и тонкая над ними перекладина: «Здравствуй, — говорит, — здравствуй, Петька!» — «Не Петька — Федька! А тебя как?» — «А угадай!» — «Чего там гадать — и так знаю». — «Как?» — «Пы». — «Не пы — пэ! — говорит буква басом. — Запомни: пэ!»
Федька проснулся. Рядом стоял Сорока.
— Пэ! — повторил Сорока. — Запомни: пэ!
Когда Федька встал, оделся, Сорока сказал:
— Чаю хочешь?
— Ну?
— Тогда вот что: возьми котелок, слетай за водой.
Федька, не глядя, протянул руку.
— Давай!
— Не так, — строго сказал Сорока. — Ты же теперь боец. Становись! Носки врозь! Руки по швам! С-смирно! Ну-те-ка! — Сорока поднял голову, выпятил грудь. — Товарищ ездовой! Приказываю вам отправиться за водой! Как надо отвечать?