— Дурак ты, — сказал Сережка. — Нашел над чем смеяться.
Федька посмотрел на Сережку.
— Ну и что, — сказал Герка. — Тебе старика жалко стало, да? Раньше ругал, а теперь жалеешь.
— Все равно у вас вместо головы пивной котел, — сказал Сережка. У него было хорошее настроение. — Знаете, кто этот старик?
— Лев Толстой, — сказал Федька.
— Дед Мороз, — хихикнул Герка.
— Ни за что не догадаетесь.
— Не тяни кота за хвост, — сказал Герка и снова захихикал.
Федька не удержался и тоже засмеялся.
— Говори же, — сказал он.
— Дед Вовки Миронова.
— Вре-ешь, — протянул Федька.
— Вот это па-де-де! — Герка плюхнулся на стул.
— Вот это да-а. — Федька вытер рукою лоб. — Значит, мироновский отец отказался кормить его?
— Разумеется.
— Вот сволочь. — Герка прибавил еще два крепких слова. — Чес слово. И отец у Вовки тоже выпадыш.
— Так вот. — Федька положил коробку с мелочью на стол. — Деньги мы теперь будем собирать для Сашки. Ты согласен? — Федька посмотрел на Сережку.
Сережка молчал. Он припомнил Катьку, бегавшую без штанов по комнате, Кольку в подпоясанной шпагатом косоворотке, и ему стало обидно, что не он первым сделал такое предложение. У него только хватило сообразительности на расшибалку. Он вытащил из кармана шпагат с ключом и гвоздем и протянул Федьке.
— Возьми, а то забудешь.
— Оставь себе. Хрюшку будешь пугать, — сказал Федька.
— Пусть твоя Хрюшка врет сколько влезет, — сказал Герка.
— Она не Хрюшка и не врунья, — сказал тихо Сережка. — Она мне телеграмму дала. Отец через неделю приедет...
— Приходи с отцом к нам, — сказал Федька. — Обязательно. Ты чего сегодня такой?
— Какой такой? — Сережка провел ладонью под скулой.
— Да не такой.
— Так.
— А-а.
— А твой когда приедет? — спросил Сережка.
— Через месяц.
— А я вчера у Сашки был.
— Я знал, что ты пойдешь к нему. Теперь мы все будем помогать Сашке. Только чтобы об этом никто не знал, понятно? Без всяких там песенок — «Ребята с нашей улицы...»
— Разумеется. — Сережка снова почесал скулу. — Я придумал. Возьмем Вовку Миронова за шкирку и притащим к деду. Прямо к фабрике-кухне. А?
— Мировая идея! — восхищенно отозвался Герка.
— Точно, — согласился Федька. — Как это я сразу не сообразил? Герка побил его кулаками, а мы его побьем... Впрочем, ничем его не надо бить.
— И Сашку надо позвать, — сказал Сережка.
— Ты и позовешь, — сказал Федька.
— Нет, вы сами.
— Почему?
— Так нужно.
— Опять поругались?
— Не до этого, Соколов. Ну, я пошел..
Следом за Сережкой к себе на третий этаж побежал Герка за какой-то деталью, которую он забыл дома.
Едва Герка испарился, в комнату вошла Идочка.
— Кушетку чинил? — спросила она.
— Чинил.
Идочка уже давно не заглядывала к Федюше. А ему было неловко перед Идочкой. Он смутно помнил, что в день похорон что-то говорил Катерине Ивановне, пытался вспомнить, но так и не мог четко восстановить, что же тогда произошло между ним и Идочкиной мамой.
А Идочке все время хотелось сделать для Федюши что-нибудь приятное. Например, подарить хрустальный бокал. Если смочить палец и быстро вести пальцем по краю, бокал начинал петь. А недавно отец купил на толкучке бокалы из венецианского стекла. Он поднимал бокалы к свету, и они горели густым красным огнем. Вот бы тоже подарить Федюше такой бокал...
Идочка села на стул, предложенный Федькой.
— Убегу я куда-нибудь, — сказала она.
— Зачем? — спросил Федька.
— Все мне опротивело.
— Почему?
— Не знаю. — Идочка закрыла лицо руками и всхлипнула. Она не могла понять сама, почему ей вдруг захотелось плакать.
— Ты чего? — растерянно спросил Федька и подошел к Идочке. Идочка снова всхлипнула и заплакала. Федька посмотрел на голубые бантики, которыми были завязаны Идочкины косички, подошел к шкафу, раскрыл дверцу, о чем-то подумал и протянул руку в глубь ящика.
— Померяй, — Федька протянул ей голубую вязаную шапку.
— Что это? — Идочка взглянула на шапку и тут же перестала плакать.
— Померяй.
Идочка подскочила к зеркалу, ловко прибрала свои пушистые локоны под шапку и поправила ее.
Федька отвернулся к окну и закусил верхнюю губу. Он ненавидел себя в такие минуты. Ему жутко захотелось зареветь во все горло. Но он проглотил слезы и стал смотреть в окно; за окном моросил Дождик.
— Откуда она у тебя? — спросила Идочка.
— Нравится?
— Очень. Это тебе не абажур.
— Ну и носи на здоровье.
— Ой, Фека, ты не шутишь?
— Нет.
Идочка подошла к Федьке сзади. Глаза ее, еще не высохшие от слез, сияли счастливо-благодарным светом. Теперь она знала наверняка, что подарит Федюше хрустальный бокал, а матери скажет, что разбила его. И по бокалу будет скользить Федюшин палец.