— Живей! — торопит баталер. — Расписывайся да проходи, свои шмотки давай сюда на хранение. После службы получите обратно.
Теперь, глядя на матросов-первогодков, я понимаю, как нелепо выглядели мы в новом, еще не обношенном обмундировании. Костюмы были явно не по росту, висели на нас мешковато. Но мы радовались, что стали похожи на моряков, уже чистили пастой бляхи и пуговицы с якорями, кто-то достал фосфора — и зашептались в рядах: «Ночью буквы на лентах гореть будут».
Меня на мандатной комиссии ждала неудача.
— Авиарадист?
— Да. Второй класс.
— Куда б хотели пойти?
«Спрашивают все же», — мелькнуло в голове.
— На корабль!
— Гм! — грузный, с белыми бровями морской офицер как бы видел меня насквозь. — Гм! — еще раз хмыкнул он, еще раз посмотрел мое личное дело, где была записана вся моя жизнь. — Гм! Для чего вам на корабль, если можно и нужно пойти в морскую авиацию?
— В морскую? — переспросил я, а сам подумал: не слыхал о такой.
— Да, в морскую. Это, брат, особенные части. Не пожалеешь. Орлы!
Мое дело отложили в сторону.
— Можете идти! — сказал мне офицер с двумя просветами на погонах. — К хорошему старшине попадешь, к Тихонову. Привет от меня передавайте. Самохин, мол, кланялся. Идите!
А Володя исчез, затерялся в массе, и где узнаешь, куда делся мой земляк. Слышал, правда, что приезжали «покупатели» с флота, с береговой обороны, но кто скажет, куда направили Володю. Нас становится все меньше и меньше. Приходит и мой черед.
В экипаже появляются офицеры во флотской форме, но с голубыми авиационными погонами, с ними старшина, свысока поглядывающий на новобранцев, словно прикидывающий, что стоим мы.
Уж не тот ли, о котором говорил майор?
— Хлипитько!
— Есть!
— Скоробогатов!
— Есть! — это слово мы уже запомнили. Флотское. В пехоте отвечают «Я».
— Жиганов!
— Есть! — отвечаю во весь голос и отхожу в сторону, чувствуя, что настал наш час.
И снова стучат колеса.
— Куда это нас? — спрашиваем старшину.
— Узнаете! — отвечает он. — Военная тайна.
— Товарищ старшина, а дневник можно вести? — спрашиваю у него.
— Надо у старших командиров спросить. Смотря для чего он нужен, что записывать будешь.
— Я его давно веду. Книгу собираюсь писать.
— С большим замахом парень. Только сейчас не до этого будет. Классным специалистом стань вначале.
— А куда все же нас?
— Много знать будешь, скоро состаришься. А язык у тебя не длинный? Болтун — находка для шпиона! — И он, подмигнув нам, заразительно, как мальчишка, смеется.
И вот мы в незнакомом городе, где размещается часть, вернее, в предместье его. Двухэтажные дома, со всех сторон окруженные деревьями, тишина, нарушаемая лишь голосами дневальных у входа в казармы, залив, над которым висят обложные тучи, темный, неприветливый, — вот оно место, где нам жить, где начинать флотскую службу. А говорили: море, авиация. Где они? Только моторные лодки по воде носятся.
В шесть подъем. Две минуты на одевание. Заправка коек. Физзарядка. Завтрак. В столовую идем с песнями. И откуда все узнали песню:
Тут не обошлось без старшины. Песню, по его рассказам, пели те, кто в годы войны базировался на знаменитом «пятачке» — отдельный авиаотряд — на озере, что лежит посреди соснового бора, где по вечерам в густом тумане поют скрипки. На противоположном берегу озера — большое село. Там размещалась и школа связи, которую позже перевели в наш пригород.
Довелось мне быть после на этом «пятачке». Чего не насмотрелся. Куда ни глянь — следы войны. Надолбы, обугленные, ржавые остовы танков, разрушенные дзоты, печи с трубами и зола вместо домов, а неподалеку от них новые деревни. Сердце сжималось, когда видел все это. И еще встретил красноармейцев, идущих в штыковую, услышал «ура!», увидел шлемы с пятиконечными звездами. «Уж не снится ли?» — подумал. Но это была всего лишь съемка фильма о гражданской войне.
Но с «пятачком» я знакомился позже.
А пока лишь начинаю служить. Те, кто прошел курс обучения и остался при школе, по вечерам гладят брюки, до зеркального блеска чистят «корочки» и куда-то исчезают. Мы только с завистью смотрим вслед. Мы — салажата, как зовут нас старослужащие. Никаких занятий в школе, кроме строевой подготовки и политграмоты, еще нет. Готовимся к принятию присяги. Проходим курс молодого матроса. Ох, этот курс! Кажется, что после него останутся лишь кожа да кости. Даже добротного пайка не хватает. И погода не радует: то снег, то дождь, сырость пронизывает до костей.