Мы рассматривали расставленные у бора сети. Был язь, окунь. Белой рыбы не стало.
— Теперь белую-то до осени жди. Перед ледоставом она начинает в сети бить. Ту, что в озерах, всегда можно взять, но кому заниматься этим? Озера зимой, на досуге, подчищают, а рыбаки вроде тебя — удочкой больше промышляют. А что вы в этой удочке находите? Сидят, как пни, не шевелясь, часами ждут, когда клюнет. Не зря говорят: «Ужена рыбка, да…» Грубовато сказано, но из пословицы слова не выкинешь.
Я люблю бродить летом с удочкой по берегам озер, но как передать Перфилу ту радость, которую чувствуешь, когда густая роса падает на траву, тонкой струйкой поднимается вверх дымок костра, не шевельнется на воде поплавок, но ждешь — вот-вот клюнет. Тишина предутренняя кругом стоит. Не шелохнутся кусты. Но вот на середине озера всплеснулась крупная рыбина, за ней другая, и, как серебряный дождь, пошли гулять подъязки. Только и слышно «бульк-бульк!». И поплавок уже не лежит на воде, а уходит на глубину сразу же, как коснется плавающей на воде травы. Это надо самому видеть. А Перфил? Мне не раз казалось, что он чувствует красоту глубже, чем мы, хотя и говорит о ней с усмешкой: «Красота, мол, пустое место, польза нужна». Чего ж он тогда зайчишку спас и лося не уложил ради этой самой пользы?
Где-то рядом загудел мотор. Все ближе, ближе, и вот уже чья-то лодка сворачивает к нам.
— Э, да это Витек с Федулом. Ты вот скажи мне, что за мужик Федул? Никому худа не сделает. Выпить, на гармони сыграть, сплясать с бабой на пару — все его занятие. Ты знаешь, что он зимой отмочил? Нет? Да это все знают.
Подвыпил он как-то и прямо из магазина в отделение милиции и зашел. Оно, как знаешь, рядом. Там Семен, свояк его, дежурил. Пристал к нему Федул: мол, отстриги, стыдно по деревне ходить, один нестриженый остался, все мужики у вас перебывали. Тот как его ни уговаривал, а Федул одно: «Совесть, мол, замучила, не могу больше терпеть такого». И приди в это время начальник милиции. «Это еще что такое?» — спрашивает. Федул и ему то же повторил. Уважил его начальник. Подстриг под машинку да еще штраф наложил. Баба утром мужика выкупила.
А с другой стороны посмотришь — позавидуешь: за что ни возьмется — фарт в руки. Таким людям легко по земле ходится. И опять — всю войну прошел без ранений. Заикой он стал после контузии. Жена две похоронки получила, замуж вышла, а он и после войны объявился не сразу. В плену был, во Франции партизанил, их орденом награжден. Так и зовут «партизаном». Не растерял веселья. Душу мужик сохранить сумел.
Лодка подошла к нам.
— П-привет! — Федул поднял руку. — Заворачивай к избе. Чай пить будем.
— А может на бору? Тепло, сухо, — сказал я.
— Чайник с собой?
— Ага!
— Можно и тут. Мы не прочь.
— Какие новости, Витек? — спросил Перфил племянника, сидящего за рулем.
— Тетя Фроня шанег прислала, масла, сахару. Спрашивает, чего надо еще. Скоро ли приедешь?
— На днях загляну. А больше ничего?
— Нее! — но глаза у Вити смеялись. И он чего-то не договаривал, прикрывая собой мешок с продуктами.
— Выкладывай бутылку, тоже мне хитрец. Мужик я ей или нет!
Чай крепкий, припахивающий дымком, взбодрил нас.
— А ты-то зачем? — спросил Федула Перфил.
— Я-т-т-то? На вас посмотреть и себя показать. На голубанов посидеть.
— Их нет еще.
— Нет, так будут. А вон что? — и он махнул рукой куда-то в синее без единого облачка небо.
— Вон! — подтвердил Витя. — Над самой водой. Кто это?
— Никак и впрямь голубаны. Первые. Дождались… — Перфил снял с головы шапку и положил ее на колени.
Над рекой шли табуны крупных, сизоватой окраски, белобоких уток.
— Они! Дождались голубанчиков. Теперь и трава быстро в рост пойдет. Ее время подошло.
— Как там в редакции? — спросил я тем временем Федула.
— Все то же. Редактор до полуночи пыхтит, все передовые пишет, во-от такие, — и развел руками, — аж с лица осунулся.
— А тебя не сокращают?
— Лошадка редакции выгодней, чем машина, везде на ней проедем.
— Да-а-а!
— Может, на сенокос с нами махнешь?
— Можно и на сенокос. Горбушу держал в руке, — ответил я Федулу.
— А я-то думал, кого бы в помощь прихватить, чтоб Гнедко зимой сытым был.
Так, ведя житейские разговоры, перебрасываясь шутками, мы просидели еще с часок, пока Перфил не сказал:
— Не пора ли нам на огнище? Сидеть, Витек, придется сегодня в лодках. Надо веток нарубить, чтобы прикрыться. Голубан не острохвост, он большую воду любит.
Вот и дождался я голубанов, как у нас зовут морскую чернеть, одну из самых красивых морских уток.