Насилу уговорили. В один из съёмочных дней сидели у Фёдора на кухне. Журналист напомнил ему эпизод из отборочного матча Евро-1984 СССР — Португалия. Черенков, стоя перед полукругом штрафной, получил сильный пас справа. Перед ним самоуверенно возвышались две каланчи — португальские центральные защитники. Черенков принял мяч на «шведку» правой ноги — да так, что этим же касанием по дуге перебросил мяч через защитников. А сам тут же прошмыгнул в зазор между ними. Пока они разворачивались, Федя принял отданный самому себе пас — и, не опуская мяча на землю, грохнул что есть силы... в перекладину. Был бы гол — его крутили бы годами.
Услышав это, Черенков вскочил со стула. Его глаза загорелись, и он начал изображать, как именно он это делал. Это была удивительная память тела. Прошедшая сквозь годы.
Денег на фильм, кстати, в итоге не хватило. Пятиминутный ролик вышел на ТВ — и только. Обычная для нашей неблагодарной страны история. На мишуру и фальшь денег почему-то хватает всегда...
В Мадриде, узнав о смерти Альфредо ди Стефано, объявляют национальный траур и снимают с телеэфира все развлекательные программы.
А у нас умирает Черенков, включаешь телевизор — а оттуда кривляется Боря Моисеев.
...Голос у Георгия Ярцева дрогнул, а в зале установилась тишина, от которой можно было оглохнуть. Казалось, на мгновение даже перестал раскачиваться по волнам Москвы-реки плавучий ресторан, где проходил вечер первой годовщины памяти Черенкова. Каждый вспоминал человека, истории с которым у всех связаны разные, а суть — одна.
«Иногда мы, ветераны, с умышленным опозданием отдавали Феде полагавшиеся ему премиальные, — рассказывал Ярцев. — Потому что если он их получал сразу после выездной победы, то выходил из поезда и на вокзале раздавал все деньги бедным людям. Как выяснилось, такое случалось не раз».
Проняло и от рассказа Олега Романцева. Перед возвращением из ФРГ он на правах капитана «Спартака» спрашивал у игроков, какие сувениры они купили домой на те копеечные суточные, которые нашим футболистам тогда выдавали за границей.
А сам Романцев играл в том турне с травмой. «Ты что-нибудь купил домой, Федя?» — спросил он Черенкова. «Купил». — «Что?» — «Две повязки для тебя, Олег. Я же вижу, как тебе больно...»
А теперь больно всем нам. Оттого, что так хрупок оказался наш кумир, оттого, что не уберегли его и жизнь отмерила народному футболисту всего 55.
И теперь оставалось только ловить на лету воспоминания. Вот оперный певец Николай Семенов, солист Большого театра и добрый знакомый Черенкова, анонсирует со сцены любимую, по его словам, песню футболиста — «Белые крылья» Валерия Ободзинского, а затем волшебно её исполняет. Но Вагизу Хидиятуллину есть что возразить — не громко, а так, чтобы слышал только стол, за которым вместе с бывшими партнёрами Черенкова был один из нас: «Любимой песней Фёдора был “Плот” Юрия Лозы». И Ринат Дасаев подтверждает: «Да, у них с Радиком (Сергеем Родионовым. — В. Г., И. Р.) более любимой, чем “Плот”, не было...»
Тот день подарил одному из нас знакомство с родными для Фёдора людьми — его младшим братом, зубным техником Виталием, и дочкой Анастасией. И черты лица, и мягкие интонации речи брата — точь-в-точь Федины. А Настя — такая же солнечная, добрая, щедрая и застенчивая, как отец. Нужно было видеть, как она волновалась, когда на той годовщине подходила к микрофону говорить слова благодарности за память о папе.
Огромная им благодарность, что вместе с мамой Насти, первой женой Черенкова Ольгой три часа делились с нами бесценными воспоминаниями о нём специально для этой книги. Много часов уделили нам и вторая жена Фёдора Ирина Федосеева, и Сергей Родионов, и Сергей Шавло, и одноклассник Фёдора Александр Беляев, и Александр Беленков, с которым они много лет вместе занимались в спартаковской школе у олимпийского чемпиона Анатолия Маслёнкина, и однокурсник Черенкова по Горному институту Алексей Абрамов, и известный спартаковский болельщик Альберт Ермаков, и старый фотограф Фёдор Кисляков, получивший с плеч своего тёзки куртку, и многие, многие другие.
Каждый из них знает и рассказывает о Черенкове много такого, что неведомо больше никому. И наш долг — разузнать и рассказать читателю как можно больше. Ведь это счастье — писать о любимом нами человеке, который жил не в далёком прошлом, а только что. И есть — и ещё долго будет — много родных и близких людей, которые готовы делиться историями о нём. Каждая из которых — бесценна.