– Сами-то вы зачем же говорите, что „пламень и восторг“?
– Да ведь это сильное выражение.
– Пусть. Будьте объяты пламенем и восторгом, но об этом не говорят, как будто это и вам неведомо Это сильнее.
– Почему?
– Вы точно ребенок. Вам все почему. Ну, потому, что коли уж сознали, значит, в вас натуральный-то пламень уже поутих.
– Поутих. Гм. Я, встречаясь, буду говорить уважение, т. е. что уважаю вас одну.
– Пожалуйста, не прибавляйте, что вы одному графу не будете прикладываться. Да и вообще я бы вам советовал совсем не прикладываться и проходить мимо так.
– Нет, нет, нет, нет!.. Это значит, какие бы соображения и по службе ни наполняли голову, несмотря на то – лишь раздастся призыв – и готов Картузов: уважение!»
Рассказчик не одобряет его стихов.
«Одно мне кажется дурно: это „с ветрами“. Куртузов вспыхивает:
„Только подлец может этому дать другое значение“».
О втором стихотворении он говорит: «Отец – это я, муж, а о рифме: это шутливый тон». И прибавляет: «Надо познакомиться с каким-нибудь из поэтов».
«Заходил к Полонскому, оставил карточку. Хотя он и стоит на том, что он ничтожен и недостоин, а все же в письме делает предложение… Когда читает мне: „отец на службе“, то после моих увещаний говорит: „Я мечтаю!“ Но в то же время про брак думает. „А почему бы ей не выйти за меня? Единственно потому, что граф, но неужели она любит этого графа? Но он подлец“».
«Вы хотите ее уведомить, что он подлец?» – спрашивает рассказчик. Задумался, хотел писать письмо, но потом сказал: «Это невозможно».
«Если вразумлять Картузова, он слушает с удивлением и потом вдруг погрузится в задумчивость, в которой и потеряется… У него иногда вдруг отдельные сентенции после грустного раздумья: „Как это люди не умеют устроиться! Жили бы, любя друг друга, и находили бы в этом истинное счастье“».
Вдруг задает вопрос: «Можно ли умереть от благородства души?»
Письма и стихи Картузова ходят по рукам. Офицеры устраивают шутовское совещание о его сердечных делах. «Комиссия» решает, что Картузов должен похитить свою прекрасную даму. Тот слушает внимательно, но не одобряет. Рассказчик, возмущенный этой сценой, уводит капитана из собрания.
– Да ведь они смеются!
– Неужели?
– Эх вы! Охота вам все высказывать! Вы, как Дон-Кихот, вам дела нет, что дева хоть и замужем – вы все так верно любите.
– Неужели они так любили! – отвечает Картузов.
И вдруг капитан решает помириться с графом. Он идет к нему, чтобы узнать, достоин ли он своей невесты. Задает ему вопрос: «Любите ли вы истинно или за деньги? Правда ли, что вы женитесь по расчету? Как же мне не узнать правду, если я готов отдать все тело за малейшую ее выгоду».
Достоевский намечает психологическую мотивацию странного поступка своего героя.
«Разумется, все, что касалось с этих пор Кармазиных, составляло для Картузова вопрос жизни и смерти и потому является идея: охранять Кармазину. Даже ревности в нем нет, и ревностью он нимало не мучится. К графу он не ревнует нимало, но высшее человеческое назначение, забота, роль – пробуждаются в нем в вопросе: достоин ли граф вполне?.. Так что главная его забота не в том, что граф не любит (и ему соперник), но в том, что граф мало достоин ее, и чуть ли не в том, что мало любит ее. Картузов именно хлопочет, чтобы граф не мало, а много любил ее. Помирившись с графом, он становится его трубой, трубит о его достоинствах, добродетелях, будущих успехах, богатстве, красоте, пишет обоим стихи. Наконец, дружится с графом, не выходит от него, входит в его интересы, и любимый его разговор с графом о графском будущем и с восторженным упоением мечтателя устраивать это будущее. Но Картузов, хотя и смешон графу своей внезапной к нему дружбой, но держит себя так просто и с таким достоинством, что граф никак не может обратить его в шута (что бы желал). Он очень умен, чтоб не понять Картузова, хоть и гадок сердцем. Когда граф его отвергает, наконец, грубо и в досаде, Картузов выходит, тихо прощая ему».
Наступает развязка первой части повести. Какой-то проходимец появляется вечером в офицерском собрании и рассказывает скверные истории о графе: у него была связь с гувернанткой-француженкой, которая вдруг приезжает в Ревель, поносит графа и уверяет, что он ей должен шестьдесят тысяч.