С. А. Толстая помогала Достоевскому быть в курсе всех европейских новостей в области литературы, искусства, философской мысли, содействуя тем самым идеологической насыщенности «Братьев Карамазовых».
Среди знакомых Достоевского, с кем он сближается в эпоху создания «Братьев Карамазовых», преобладали женщины. Они хорошо понимали его многострадальное сердце. «Кстати, скажу, что Федор Михайлович имел много искренних друзей среди женщин, — пишет Анна Григорьевна, — и они охотно поверяли ему свои тайны и сомнения и просили дружеского совета, в котором никогда не получали отказа. Напротив того, Федор Михайлович с сердечной добротою входил в интересы женщин и искренно высказывал свои мнения, рискуя иногда огорчить свою собеседницу Но доверившиеся ему чутьем понимали, что редко кто понимал так глубоко женскую душу и ее страдания, как понимал и угадывал их Федор Михайлович».
О том, что светские знакомства Достоевского определялись не сословным, а духовным отбором, свидетельствуют также его отношения с Анной Павловной Философовой (1837–1912) — замечательной русской женщиной, известной общественной деятельницей, которую высоко ценили Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев. Жена крупного царского чиновника, главного военного прокурора, А. П. Философова была настроена весьма оппозиционно: в ее квартире хранилась нелегальная литература, по слухам, у нее после суда скрывалась Вера Засулич. «Я ненавижу настоящее наше правительство… это шайка разбойников, которые губят Россию», — писала А. П. Философова.
С Достоевским А. П. Философова сблизилась в конце 70-х годов, очень высоко ценила его, считала своим «нравственным духовником». Достоевский в свою очередь относился к Анне Павловне с большим уважением, писал о ее «прекрасном умном сердце», и его крайне тревожили слухи о возможном аресте А. П. Философовой. Ее дочь вспоминает: «…Я очень любила, исполняя мамино поручение, что есть духу пробежать всю анфиладу комнат, с заворотом в большую полутемную переднюю нашей казенной квартиры. Лечу я однажды таким образом, а было мне уже шестнадцать лет и гимназию я кончила, и налетаю в дверях на Федора Михайловича. Сконфузилась, извиняюсь, и вдруг поняла, что не надо. Стоит он передо мной бледный, пот со лба вытирает и тяжело так дышит, скоро по лестнице шел: «Мама дома? Ну, слава богу! Мне сейчас сказали, что вас обеих арестовали!»
Общение с мужем Анны Павловны, прокурором, способствовало соблюдению всех юридических тонкостей на процессе Дмитрия Карамазова, некоторые черты характера ее тестя Дмитрия Николаевича Философова припомнились писателю, когда он создавал образ Федора Павловича Карамазова, а знакомство Достоевского в 1879 году с участником русско-турецкой войны генералом Михаилом Григорьевичем Черняевым (1828–1896) снова обратило его мысль к дружбе всех славянских народов. Рассказы очевидца генерала Черняева о зверствах турок послужили также еще одним аргументом в пользу бунта Ивана Карамазова против божественного миропорядка.
И все же, несмотря на множество великосветских знакомых, Достоевский чувствует бесконечное одиночество. В 1878 году писатель с горечью говорил своему молодому знакомому, критику Всеволоду Соловьеву: «Вы думаете, у меня есть друзья? Когда-нибудь были? Да, в юности, до Сибири, пожалуй что, были друзья настоящие, а потом, кроме самого малого числа людей, которые, может быть, несколько и расположены ко мне, никогда друзей у меня не было…»
У него действительно нет друга, такого, каким был, например, старший брат Михаил или в молодости И. Н. Шидловский. Самый близкий ему человек — Анна Григорьевна. Но если, действительно, у Достоевского в эпоху создания «Братьев Карамазовых» нет кроме Анны Григорьевны ни одного близкого человека, то в это время в его духовную жизнь входят два замечательных русских философа— Владимир Сергеевич Соловьев и Николай Федорович Федоров — и знакомство с их идеями и непосредственное общение с одним из них нашли отражение в романе «Братья Карамазовы».
В последние десятилетия XIX века читателей библиотеки Румянцевского музея встречал поразительный старик-библиотекарь — слегка сгорбленный, в истертом, а часто и рваном сюртуке, ходивший зимой и летом в одном и том же пальтишке и неизменных галошах. В три часа дня музей закрывался, все уходили, а странный старик продолжал работать. Наступало самое священное для него время — он оставался наедине с книгами. Правда, иногда он уставал снимать или ставить на место книги, особенно когда попадались увесистые фолианты. Тогда он просил это сделать своих сослуживцев, платя им особо из своего нищенского жалованья. Затем загадочный старик шел ночевать в свою жалкую каморку, которую он снимал буквально за гроши, и обедал чаем и хлебом или кусочками старого сыра и соленой рыбой. Затем он работал до четырех часов ночи при жестяной керосиновой лампе. Три часа старик спал, причем постелью служил ему голый сундучок, а в семь часов утра шел на службу в Румянцевский музей. Все деньги, какие у него оставались, раздавал неимущим. Те, кто знал его, говорили, что если бывают святые, они должны быть именно такими.
Удивительного старика звали Николай Федорович Федоров (1828–1903). В декабре 1877 года последователь Федорова народный учитель Н. П. Петерсон прислал Достоевскому изложение его учения. Достоевский отвечал Петерсону 24 марта 1878 года: «Мы здесь, т. е. я и Соловьев по крайней мере, верим в воскресение реальное, буквальное, личное и в то, что оно будет на Земле». Учение Федорова сводится к необычайному положению. Человечество живет в разъединении, и его духовные силы парализованы враждой и борьбой. Но все люди Земли, считал Федоров, должны объединиться для общего великого дела — воскрешения предков. Вернуть жизнь тем, кто дал ее нам, — это и есть самая высокая цель и самая высокая нравственная задача.
В фантастическом проекте Федорова Достоевский нашел подтверждение многим своим сокровенным мыслям: идеям единства и братства, надежде на преображение мира любовью.
Вот почему среди черновых заметок к «Братьям Карамазовым» встречаются такие записи: «Воскресение предков», «Воскресение предков зависит от нас», в грядущее воскресение верит Алеша Карамазов, а сама вражда отцов и детей в «Братьях Карамазовых», являясь как бы доказательством от противного, подтверждала призыв Федорова к объединению сынов для воскресения отцов.
Хотя знакомство Достоевского с Владимиром Сергеевичем Соловьевым (1853–1900) состоялось в самом начале 1873 года, но близкое духовное общение их началось с конца 1877 года и продолжалось по осень 1878 года, когда Достоевский регулярно посещал религиозно-нравственные лекции, которые Вл. Соловьев с огромным успехом читал в Соляном городке в Петербурге (10 марта 1878 года на одной из лекций единственный раз в жизни оказались вместе Л. Н. Толстой и Достоевский, однако, не зная друг друга, они так и не познакомились)
6 апреля 1880 года Достоевский присутствовал на защите Вл Соловьевым докторской диссертации. Особенно поразила Достоевского близкая ему по своей сути мысль диссертанта о том, что «человечество., знает гораздо более, чем до сих пор успело высказать в своей науке и в своем искусстве».
Духовное общение с Вл. Соловьевым отразилось в круге нравственных тем и образов «Братьев Карамазовых».
Достоевский, несомненно, оценил натуру Соловьева, его бескорыстие, беззаветную преданность высоким идеалам, однако излишняя отвлеченность его религиозного учения вызвала у бывшего каторжанина дружескую шутку. Очевидец одной из встреч Вл. Соловьева и Достоевского в 1878 году, литератор Д. И. Стахеев вспоминает: «Владимир Сергеевич что-то рассказывал, Федор Михайлович слушал, не возражая, но потом придвинул свое кресло к креслу, на котором сидел Соловьев, и, положив ему на плечо руку, сказал: