Лучшие представители русского народа, по мнению писателя, верили в победу не потому, что были сильнее врага, а потому, что в них жило убеждение в своей правоте. Отражалась в книге и постоянно преследовавшая в это время Сологуба мысль о кризисной эпохе, надорвавшей психику современников:
Но с тех пор как первая пуля пролетела мимо солдата-новобранца, он преобразился и больше не боится ни боя, ни смерти. В тылу женщины, ждущие домой солдат, тоже ощущают в себе внутреннее перерождение:
Сборник в целом оказался не из тех, которые хочется часто цитировать, он был откровенно слабым и публицистичным. Вошедшие в него стихи печатались в периодике как отзывы на актуальные события. Повинуясь рациональному течению своей мысли, поэт составил книгу из не выделенных внешне небольших внутренних циклов: о Германии, о мирных народах-братьях, о детях на войне, о болезненных видениях солдат в окопах.
Германия представала в его стихах как агрессор, колоссальная бездушная машина в противовес России, которая, как считал Сологуб, разумно воспользуется благами прогресса, но никогда не будет боготворить технику. Берлинская Фридрихштрассе для него теперь — место, где невозможно лирическое уединение: «Здесь не надо мечтать, ни к чему размышлять / О тихом часе». Если мы вспомним впечатления Сологуба времени его заграничных поездок, то, конечно, заметим, что до начала войны он смотрел на Германию гораздо более заинтересованным взглядом. В «Дневниках писателей» в 1914 году он размышлял о том, что куда ни поедешь, у русских, немцев, французов люди одинаковы: тот же рантье и тот же мужик. И когда Сологуб писал Зинаиде Гиппиус из Германии о смеси «сосисок, античности и пива», которая «производит ошеломляющее впечатление», дело тут было не в особенном пренебрежении к немцам, а в том сочетании быта и искусства, которое есть в жизни всех народов.
В нескольких стихотворениях поэт писал о лихорадке, настигающей солдат в сырых окопах. Перед их глазами представала вечерняя нежить, дрожали мутные огоньки. Казалось, что враг — злой колдун, отравой которого они дышат. В образах пылающего света боев и более метафорично — в виде огненного коня — героям Сологуба являлась смерть. Она вовсе не была утешительницей, это была необходимая жертва на пути к миру.
Конечно же, Сологуб не мог обойтись без детской темы, когда дело касалось столь чувствительного предмета, как всеобщий патриотизм. При действующих войсках дети могли быть только разведчиками. В темноте, пробираясь по незнакомому городу, один такой мальчик наступил на след мертвого солдата и решил, что это недобрый знак. Но мистические знаки не помешали ему закончить начатое.
Завершался сборник стихотворением о юной Генриетте — вероятно, француженке или англичанке, — которая, зная все тропинки своих родных мест, повела за собой пруссаков и вывела их «Под шрапнели, / На штыки». «Но убить успели / Генриетту пруссаки».
заклинает ее душу Сологуб, наверняка вспоминая Раечку из рассказа «Утешение».
В годы войны Федор Кузьмич предлагает периодическим изданиям, помимо стихов, свои рассказы, вышедшие позже в сборнике «Ярый год». Книга удивила рецензентов небывалой для Сологуба сентиментальностью. Так, в рассказе «Обручальное» мальчик Сережа отговаривал маму от продажи обручального колечка, хотя это делали многие замужние дамы, которые хотели пожертвовать деньги раненым. Но Сережа был категорически против, говоря, что папа «пойдет в сражение, подумает: ну, что ж, у вдовы моего колечка не будет». В конце концов мама послушала Сережу и решила сэкономить на другом, а деньги раненым всё же послать. Любовь к отечеству и любовь к его защитникам были равнозначны для героев этого сборника. Девушки и женщины кидались в объятия добровольцев и презирали мужчин, оставшихся в тылу, даже если герои-воины были простыми крестьянами, а уклонисты — изысканными студентами.