Спустившись на землю, он увидел тетю Настю. Она стояла рядом с молодой дояркой.
— Можно, я возьму подводу и поеду за свекольной ботвой? — спросила доярка тетю Настю, и Федос почувствовал, что его тетя здесь главная.
— Нет, Зина, — ответила тетя Настя. — Ты сходи-ка за электриком. Пускай в третьем доильном аппарате мотор посмотрит. Что-то с перебоями работает. Ну, а за ботвой поедет… Федос! — неожиданно распорядилась она. — Как, Федос, с лошадьми управишься?
— Спрашиваете!
— Вот и хорошо.
— А зачем коровам ботва? — спросил Федос. — Они ведь на пастбище траву едят.
— Траву-то едят, а еще хотят! Молоко у коровы на языке: больше съест, больше даст. Ну, ладно, пойдем, покажу тебе, куда ехать.
Ох и накатался Федос в этот день! Два раза ездил на колхозные огороды, где росла сахарная свекла с лопушистыми зелеными листьями.
Листья обламывали три колхозницы и… Лена. Едва увидев Федоса, она подбежала к нему. Вместе грузили свеклу на подводу, вместе возили на ферму.
Сидели рядом, на прохладных мягких листьях. Радостно смеялись, весело поглядывая во все стороны с высоты груженой подводы.
— Я и в городе скучала по деревне, — призналась Лена.
— И я скучать буду, когда уеду, — негромко сказал Федос.
— По… ком?
— По Гнедому… Н-но!.. — и Федос взмахнул вожжами.
Консервы для коров
Прошло несколько дней.
Однажды после обеда вышел Федос за околицу, на дорогу. Глянул — и не поверил своим глазам. Там, где вчера было гладкое поле, теперь возвышалась зеленая гора. И возле нее сновал трактор: туда-сюда, туда-сюда.
Чудеса!
Федос постоял на месте, посмотрел, посмотрел да и побежал к зеленой горе. А подбежав, увидел: гора эта — не земляная, а из ссыпанного травяного крошева. А неподалеку была яма, наполненная до краев таким же крошевом. Трактор ездит взад-вперед и трамбует все, что в яме.
«Зачем же он в землю корма закапывает?»
Федос подбежал к трактору. Глядь — а в нем Микола.
Федос в первый момент едва не присел от неожиданности. А потом забежал вперед, встал перед радиатором, руками машет, кричит.
Остановился трактор, Микола из кабины вылез.
— Ты что, Федос, от работы меня отрываешь?
— А ты зачем салат коровий в землю зарываешь? Его коровы знаешь как любят? Молока от него прибавляют… А ты — в землю. Уезжай отсюда, а то тете Насте и Андрею расскажу!
— Ах ты Федос Курносый Нос! — И Микола даже присвистнул от удивления. — Так ведь я и стараюсь, чтобы в колхозе побольше было молока, чтобы на зиму коровам и телятам хорошие корма запасти!
— Разве так запасают? Свалил все в яму и гусеницами топчешь! Стой здесь и не шевелись!!
— Вот так штука! — покачал головой Микола. — Выходит, я арестован. Тогда, наверное, и Андрея надо взять. Ведь это он меня на эту работу направил.
— Андрей? — растерялся Федос.
— Конечно. Туда, говорит, за околицу, к ямам да траншеям, зеленую массу подвезли. Лошадьми трамбуют ее, колесным трактором, а ты давай следом за ними гусеницами пройдись.
— А зачем же в яму?
— Так это ведь все знают: сенаж.
— На какой сенаж?
— Утрамбуют массу, пленкой специальной покроют, сверху торфокрошкой, землей засыплют. Консервы получатся.
— Ничего не получится, — снова насупился Федос. — И коровы есть не будут. Потому что сенаж этот сгниет.
— Нет, брат, дудки. Как свеженький, сохранится. Конечно, если быстро уложишь и утрамбуешь хорошенько. Еще и хлебом пахнуть будет. Сенаж — это, брат, корм первый сорт. Видишь, сколько ям и траншей кругом?
Оглянулся Федос — и правда: еще несколько ям глубоких.
— Так почему же ты здесь один?
— Не один — с трактором. У него силенок — будь здоров! А люди обедать пошли. Колесный трактор на заправку поехал. Я остался, потом пообедаю. Всем-то сразу нельзя: сенаж может не получиться, если приготовленная зеленая масса наверху залежится. Ее как можно скорее закрыть нужно… Вон, видишь, и второй трактор на подмогу идет.
И верно: широкой полевой дорогою двигался к силосным ямам трактор «Беларусь». А из деревни, деловито шагая, спешили колхозники.
Федос шмыгнул носом, переступил с ноги на ногу и проговорил:
— Знаешь что, Микола, ты никому не рассказывай.
— О чем?
— Ну, о том, что я… тебя не пускал… Обещаешь?
— Конечно, Федос, о чем речь. Пусть мой трактор жеребенком станет, если проговорюсь.
— Дай слово!
— Даю два.
Посылка
На имя Федоса Малашевича пришла посылка. Почтальон вручил извещение.
После обеда Федос с тетей Настей отправился в село, в почтовое отделение.
Почта занимала половину дома под новой шиферной крышей. В другой половине был медицинский пункт. Сюда однажды Сергея водили, когда он крыжовника объелся.
Обычного барьера и широкого стекла с окошечками не было. Просто низенькая деревянная перегородка, стол, шкаф, два кресла.
Девушка, сидевшая за перегородкой, ответила на приветствие и придвинула к себе ящичек, перевязанный веревкой, на которой было несколько больших сургучных печатей.
— Паспорт у вас есть? — спросила девушка.
Федос сперва не понял, к кому она обращается. Потом покраснел. Потому что его впервые в жизни, как взрослого, назвали на «вы». И еще потому, что паспорта у него еще все-таки не было.
— Может, я за него распишусь? — спросила тетя Настя.
— Нет, — ответила девушка. — Тут ясно сказано: для Малашевича Федоса. Пусть сам и распишется.
— А с паспортом как же? — заволновалась тетя Настя. — У меня ведь с собой нет его…
— Вас я знаю. Его, — девушка глянула на Федоса, — его тоже в нашем селе уже знают. Напишем: «Лично известен».
— Вот и хорошо! — с облегчением вздохнула тетя Настя.
— И я вас тоже знаю, — сказал Федос девушке. — Вы — Сергея сестра, и он на вашем велосипеде катается.
— Точные сведения. Распишитесь и здесь.
Федос заторопился, засуетился. То ли перо было непривычное, то ли из-за чрезмерного старания, но он даже язык высунул, выводя свою фамилию.
Настроение испортила последняя буква «ч». Ее хвостик предательски поехал в сторону. А когда Федос попытался это исправить, с пера соскользнула здоровенная клякса.
Только этого и не хватало!
Федос закусил губу. Девушка не закричала, не замахала руками. Даже корить не стала, как обычно делают взрослые: «Такой большой, а…» Покачала головой, взяла бумагу из рук Федоса, осторожно промокнула, что-то надписала и выдала посылку.
Несли посылку вдвоем — на палке; продели ее под шпагат и держали каждый за свой конец.
Дома ящик открыли. Там оказался виноград. И еще — письмо, в котором мама настоятельно просила, чтобы Федос тепло одевался, не ходил утром по росе. И, не дай бог, не перегревался бы на солнце, а сидел бы где-нибудь в тени. Под виноградом в целлофановом мешочке лежали два платочка — Марыле и тете Насте, рубашка для дяди Петруся, красивый галстук Андрею, цветной пояс — Миколе.
— Виноград пускай в ящике останется, — сказала тетя Настя. — Будешь понемножку лакомиться.
— Не-ет! — возразил Федос. — Это не так вкусно. Положите его в буфет. А после ужина на стол поставьте. Пусть все едят. Мне только две кисточки нужно: Сергея и Лену угостить.
Тетя Настя ничего не сказала. Только обняла Федоса, прижала его к себе и поцеловала в лоб.
Адъютант деда Макара
После ужина тетя Настя дала всем по кисточке винограда с крупными прозрачными ягодами.
— Рано созрел, — заметил дядя Петрусь, рассматривая бледно-желтые зернышки.
— Болгарский, — с видом знатока уточнил Федос. — Оттуда каждый год к нам в город привозят.
— Чего только землица не родит, — приговаривала тетя Настя, смакуя каждую виноградинку.
— Ну, ладно, хватит вам! Я тоже вас могу угостить, — сказал Микола и, вытащив из кармана, развернул свой пояс с блестящей золотистой пряжкой. — С кого начнем? С Федоса?