Четверо ребят: Сергей, Федос, тот самый рыжеволосый Петька, с которым в клубе на подоконнике рядом сидели и который горохом угостить не хотел, и еще один мальчик. У каждого запряженная лошадь. Вывозят лен с поля. Нагружают по очереди. Сперва один воз, потом другой, третий… А едут цугом — один за другим. Это Сергей придумал. Так и грузить сподручней, и ехать веселей.
Рядом с ребятами только один взрослый. Он работает вместе с ними.
И вот льняной поезд, как называет Федос колонну из четырех телег, отправляется в очередной рейс по полевой дороге.
Скрипят старые колеса, пылит дорога под копытами лошадей.
Федос, который успел приобрести повадки деревенского мальчика, лежит на животе поверх аккуратно уложенных льняных снопов и легонько шевелит вожжами:
— Н-но, Князь! Н-но!
Но Князем не больно покомандуешь, сам знает, где как идти. Что ж, это еще лучше. Можно даже на некоторое время довериться лошади, перевернуться на спину и ехать, глядя в высокое-высокое, голубое-голубое, чистое-чистое небо, любоваться белыми шелковистыми облаками. Облака, наверно, мягкие как пух. А лен, когда в снопках, не мягкий, а жесткий как проволока.
Но что снопики льна под боком в сравнении с небом, которое так высоко и которое рождает смелые мечты. Смотришь на небо, и кажется, что ты летишь в ракете. В космической. Спокойно так летишь и летишь. Кругом тишина, тишина и простор. Там, внизу, на Земле, мама волнуется. И Лена — тоже. Она даже плачет. Сергей ее успокаивает. А она ему: «Отстань, пожалуйста! Садись на свой велосипед и катись!» А тетя Настя только руками разводит: «Ну кто бы мог подумать, что наш Федос…»
А ракета летит, летит…
Вперед, к звездам!
Тррах тарарах!
Федоса бросило в сторону.
«Ракета сломалась?.. Ой, да это ведь с телегой что-то случилось!..»
— Ребята! — закричал Федос. — Телега переворачивается!
Но задние колеса громыхнули, и телега снова встала в исходное положение.
— Не спи! — наставительно произнес Сергей, оборачиваясь. — Совсем с дороги сбился.
И правда: когда Федос опустил вожжи и перестал управлять Князем, конь свернул с дороги в клевер. Если бы Федос не закричал, ребята, которые ехали впереди, не оглянулись бы, да так и оставили бы его одного.
Федос осторожно выехал на дорогу и теперь уже не сводил с нее глаз.
На перекрестке — машины. Льняной поезд уступает дорогу технике. Бензовоз останавливается, из кабины высовывается Марыля:
— Ну, как работается, Федос?
— Хорошо! Вот бы дала нам еще сигнал и транзистор!
Марыля смеется. «ЗИЛ» фыркает и скрывается за поворотом.
Лес горит
Дядя Петрусь озабочен. Дома бывает редко. На вопрос, что случилось, отвечает коротко:
— Жара. В небе сушь, как в печи.
Каждому понятно, почему это так беспокоит дядю Петруся. В такую пору от искорки до пожара — один шаг, одно мгновение. Порой неизвестно, от чего загорается лес. Поэтому и не вылезает лесник из лесу. Переночует дома, наскоро перехватит чего-нибудь — и был таков.
Молча ест дядя Петрусь. Один. Федос сидит напротив, посматривает на потемневшее, небритое лицо лесника, на шершавые ладони его. Спрашивает не без робости:
— А можно мне с вами после обеда пойти?
Дядя отодвигает пустую тарелку, откладывает в сторону ложку.
— Что ж, пошли, если хочешь.
…Они идут лесной тропинкой. Велосипед лесник ведет за руль. Молодая сосновая роща не спасает от невыносимой жары. Песок на дороге, как горячая зола, ступни так и обжигает: ведь Федос последнее время ходит, как все деревенские дети, босиком. Духота. Дядя Петрусь часто останавливается, углубляется в кусты, принюхивается.
— На днях дождь должен быть, тогда полегчает, — говорит он. — А пока лес в опасности.
— Но ведь пожар сам по себе не вспыхнет?
— Сам по себе нет. Но в такую погоду он через малейшую щелочку пролезть может.
— Как так?
— Разложили, например, костер. Пастухи или кто другой. Собрались уходить, потушили. А искорка в горячей золе тлеет. Дунул ветер — и побежал огонь по сухому вереску, по иголкам… От курильщиков тоже беды много бывает. Да и вообще, мало ли что может случиться.
— Куда же мы сейчас?
— Пройдем болотце, перейдем через ручей, в лесок заглянем. Там нынче лес валили. Чего доброго, еще надумают сучья жечь.
Болотце невелико. А вот и ручей с кладкой-жердочкой. По ней и перешли. Велосипед дядя в руках перенес.
За ручьем — холмик. Федос разогнался и взбежал на вершину холма, поглядел вниз, осмотрел все кругом, но ничего не заметил. А дядя Петрусь нахмурился, помрачнел.