На большой кочке среди травы Федос снова заметил несколько перьев. Маленьких, сизых. Он вопросительно посмотрел на дядю Петруся.
— И здесь разбойник клювастый похозяйничал. Голубя дикого убил.
— Его самого убить надо! Или гнездо разорить, чтобы жить было негде.
— Правильно. Весной я два гнезда ястребиных уничтожил. Двух тетеревятников убил. Но пара еще осталась. Недавно я подсмотрел, где они часто садятся.
— И ружье…
— Да, для того и взял.
— А где это место? — затаил дыхание Федос.
— Вон видишь стога… — И дядя Петрусь указал пальцем в левый угол лужайки.
— Так побежали туда!
— Нет, брат, так нельзя. Их ведь запросто можно спугнуть.
Дядя Петрусь, а за ним Федос вошли в кусты и, стараясь не шуметь, стали пробираться в нужном направлении. При каждом прикосновении к ветвям с листьев падали крупные капли. На спину, на плечи, на голову. Раз даже показалось Федосу, будто за шиворот кто-то из кружки водой плеснул.
— Ой-е-ей! — тихонько пропищал он.
— Ты что? Лесного дождичка испугался? — усмехнулся дядя Петрусь.
Сам он не обращал на капли ни малейшего внимания.
Прошли еще несколько шагов. Вдруг дядя Петрусь остановился и еле слышно прошептал:
— Смотри, вон он, на стогу! Видишь?
Федос глянул сквозь кусты на стог и увидел на нем большую нахохлившуюся птицу, похожую на орла.
— Тетеревятник! — вырвалось у Федоса. — Дядя Петрусь, стреляйте же скорее!
— Тише! У него не только глаз, но и слух острый. Стрелять отсюда далеко. Мы вот что, бидончик с малиной да орехи здесь оставим. И ты останься. Не высовывайся. Тихо стой. А я попробую к нему поближе подкрасться.
Федос остался в ольшанике. А дядя Петрусь, пригибаясь, стал пробираться к стогу.
Серая птица по-прежнему сидела на своем месте и, казалось, дремала.
— Стреляйте же, стреляйте, дядя Петрусь! Близко уже! — едва не закричал Федос.
Но лесник знал, что делать. Очутившись на открытом месте неподалеку от стога, он лег на росистую траву и пополз.
Тетеревятник, видимо, что-то почуял. Он встрепенулся, повернул голову в одну сторону, потом в другую. И кажется, заметил опасность: расправив крылья, неторопливо поднялся в воздух.
— Все! Эх, проворонили…
Но дядя в мгновение ока вскочил, и словно само собою вскинулось вверх ружье.
— Поздно, поздно, дядя Петрусь!
Раздался выстрел, и все заволокло дымом. Федос потерял из виду и дядю, и ястреба.
Но вот послышались шаги. Напрямик, по кочкам и по воде, шел дядя Петрусь. В руках держал он ружье и большую серую птицу с бурыми и желтыми крапинками.
— Успели? А я думал, не успеете… — заговорил Федос.
— Отвоевался, волк с крыльями. Всё. Второй пока где-то прячется.
Федос рассматривал могучие крылья, большущие черные когти и словно железный загнутый клюв.
На ферме
— Федос, — сказала тетя Настя, — ты за что меня обижаешь? Тебе не стыдно?
— Я? Вас?!
— Да. С Миколой на болоте был, с Марылей на машине катался. Из лесу, если бы можно было, совсем не вылезал бы. И с Андреем в бригаде работал. Только вот на мою работу посмотреть не хочешь.
— Так вы ведь на ферме. А что там может быть интересного? Коровы одни.
— А знаешь ли ты, что такое ферма?
— Ну… большой хлев, где коровы живут.
— Эх ты! На селе все лето провел, а фермы животноводческой не видел. Вот управлюсь, на работу пойду, тебя возьму. Сам увидишь. Хорошо?
— Ну, хорошо… — неуверенно пробормотал Федос.
На коров глядеть какой интерес? Хотелось увидеть Лену. Она ведь уже, кажется, из города вернулась. Но нехорошо и тетю Настю обижать.
…По дороге на ферму встретились с колхозницами в белых платочках.
А вот и ферма: длинное кирпичное строение с красной крышей. В строении этом, внутри, был длиннющий коридор — из конца в конец. По обе стороны — стойла. Нетрудно было догадаться: для коров.
— Чистота какая! — восхитился Федос.
— Так нужно, — сказала тетя Настя. — Коровы чистоту не меньше, чем люди любят.
Вокруг было много всякого оборудования: электрические светильники с плафонами, разноцветные провода, трубы.
— А где же коровы? — поинтересовался Федос.
— На выгоне. В обед сюда пригонят.
— Доить?
— Да. Электродоилками. Вон они там, где бидоны, рядом с ними.
В эту минуту что-то черное и громоздкое поплыло по воздуху прямо на Федоса.
— Осторожно! Под вагонетку попадешь!
— Вагонетка? А как же она так, без рельс?
— По подвесной дороге бегает. По канату. Вон, видишь?
— Вижу. А зачем?
— Корма развозит. Когда-то все здесь руками делали. Да легко ли это! Поди потаскай. Силос, свекольник, картошка…
Федос утром и вечером видел, как дядя Петрусь у колодца поил из ведра Рогулю: перед выгоном и когда она возвращалась в хлев.
— А где же вы поите коров? Колодца возле фермы вроде бы нету.
— Водопровод здесь.
— А кто кран открывает? Сами коровы?
— Вот, поди сюда, посмотри. Это поилка. В ней сейчас воды нет. Но на дне железка-педаль. Захочет корова пить, ткнется в поилку, нажмет мордой на педаль — и побежала водичка! Чистая, холодная! Напилась корова, подняла голову — и вода остановится, течь больше не будет.
— Хитро придумано! — удивился Федос и, нагнувшись, нажал ладонью на педаль.
В то же мгновение поилка стала наполняться водой. Убрал руку — приток воды прекратился.
— А почему в стойлах солома не подстелена? Ведь дядя Петрусь подстилает.
— Незачем. Сухой торф подстилаем.
— А-а-а! Вспомнил: торфокрошка! Которую Микола запасает.
— Вот, вот. А потом использованную торфокрошку вывозим отсюда на поля. Хорошее удобрение получается. Даже очень хорошее.
— А выносите его отсюда ведрами, да?
— Скажешь тоже, ведрами! А подвесная дорога зачем? Вон, видишь, вторая вагонетка? Специально для этого.
Никогда не думал Федос, что на ферме может быть столько интересного.
Долго смотрел он, как работала машина, которая измельчает корма, как лента транспортера подавала их и как другая лента выбрасывала зеленую массу прямо на площадку. Там стоял худощавый парнишка, чуть побольше Федоса, и вилами сгребал крошево в вагонетку. Когда вагонетка наполнялась, парнишка отцеплял крюк, и вагонетка ползла к кормушкам.
— И весь этот салат — коровам?
— Салат! — снисходительно усмехнулся парнишка. — Да это же зеленая подкормка. Поедят ее наши коровки — и сразу молока прибавят. Много-много. Ты молоко любишь?
— Люблю.
— Вот и вспоминай этот наш «салат», когда молочко будешь пить. Там, у себя, в городе.
— А ты откуда знаешь, что я из города?
— У нас в деревне все друг друга знают. Да и тетя твоя про тебя рассказала. — Паренек умолк, потом неожиданно предложил: — Хочешь на вагонетке прокатиться?
— Я? — переспросил Федос, не зная, разрешит ли ему кататься тетя Настя. Он оглянулся, но тети нигде не было видно.
— Давай, залезай!
Раздумывать было некогда. Федос мгновенно очутился в вагонетке и отлично проехался через всю ферму.
Спустившись на землю, он увидел тетю Настю. Она стояла рядом с молодой дояркой.
— Можно, я возьму подводу и поеду за свекольной ботвой? — спросила доярка тетю Настю, и Федос почувствовал, что его тетя здесь главная.
— Нет, Зина, — ответила тетя Настя. — Ты сходи-ка за электриком. Пускай в третьем доильном аппарате мотор посмотрит. Что-то с перебоями работает. Ну, а за ботвой поедет… Федос! — неожиданно распорядилась она. — Как, Федос, с лошадьми управишься?
— Спрашиваете!
— Вот и хорошо.
— А зачем коровам ботва? — спросил Федос. — Они ведь на пастбище траву едят.