Все, кто ещё не ушёл на колхозную работу, прибежали на берег подбирать рыбёшку. Сгребали в мешки, в вёдра, в корзинки… Сверху налетали птицы, хватали рыбу из-под рук. Со всей округи сбежались сюда собаки и кошки — и откуда их взялось столько! Собаки лаяли, дрались. И все старались захватить хамсы побольше, пока её снова не унесло в море.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Федя не зевал. Он был крепкий, проворный. Быстрые голубые глаза его издали видели, где рыбёшка покрупнее. Он подрался с какой-то задорной чайкой. Эта чайка была смелая, всё старалась выхватить рыбу у него из бадейки. Но Федя живо отогнал её — не такой уж он был растяпа! Правда, пока воевал он с чайкой, чёрный, длинный, как скамейка, пёс Валет успел-таки набить пасть хамсой из его бадейки.
Федя запыхался. Он был весь мокрый, потому что озорные волны набегали и обдавали его с головы до ног. Волны шли издалека, одна, другая, третья… Шли друг за другом, не уставая, не останавливаясь. А у самого берега поднимались на дыбы, прозрачные, будто стеклянные, с белой пеной на гребне, падали на берег, разбивались и осыпали брызгами всех, кто ходил тут, бегал и суетился…
Федя набрал полную бадейку хамсы, выпрямился, оглядел всё вокруг. Тёмно-серебряная бахрома на песке уже исчезла, почти всю хамсу подобрали.
«А где же Данилка? — вдруг вспомнил Федя. — Что же его не видать? Не слыхал он про хамсу, что ли?»
А Данилка сидел в это время у горы Теп-Сель на большом сером камне и ждал друга.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
На горе Теп-Сель
⠀⠀ ⠀⠀
анилке уже надоело сидеть и ковырять оранжевый лишайник, которым оброс камень. Он то ложился на спину и смотрел в небо, то перевёртывался на живот и разглядывал, как букашки и муравьи копошатся среди низенькой зелёной травы, то пробовал постоять на руках, подняв ноги вверх. Жара начала донимать его, и Данилка вскарабкался повыше — посмотреть, не идёт ли Федя. И оттуда, с горы, увидел, что Федя идёт по улице вместе с ребятами и вёдра у них полны рыбы. Данилка всё понял: он просидел здесь и прозевал такое утро, которое, может быть, за целый год больше не повторится, а Федя убежал один, не позвал его.
Данилка схватил какой-то камень, запустил его что есть силы в расселину горы. Потом запустил туда же ещё один камень, побольше, и, сунув руки в карманы, пошёл вверх по горе Теп-Сель. У него даже слов не хватало, чтобы высказать свою обиду, горькую, как полынь, по которой ступали его ноги.
Гора Теп-Сель не крутая, округлая, будто каравай. Ни одного деревца не растёт на этой горе, ни одного кустика. Только невысокая пахучая полынь, да чебрец, да какие-то жёсткие колючки.
Дорога кольцом обвивала гору. Вершина её над дорогой была вся усыпана коричневыми гладкими плитками. Когда взрывали гору, то эти плитки летели вверх, а потом дождём падали на склоны.
Камнедробилка работала под самой вершиной. Она шумела, скрежетала, грызла стальными зубами камень. А соседние горы, тихие, безмолвные, словно прислушивались к её грохоту и скрежету и словно боялись её. Может, она и на их склоны влезет и так же будет грызть их каменные бока?
Вдруг Данилку окликнул задорный, звонкий голос:
— Данилка! Куда бредёшь?
В холодке под теныо большого камня сидела Тоня Каштанова, румяная и белобрысая, в синем клетчатом платье. Её брат, Николай Каштанов, работал на камнедробилке.
Просто посмотреть иду, — сказал Данилка и хотел пройти мимо.
Но Тоня сказала:
— А я воды нашим принесла. Прямо из ключа.
Данилка ничего не ответил и пошёл дальше. Тогда Тоня опять остановила его:
— А наши, как взрывали…. так вот что нашли! — Тоня что-то держала в ладонях.
Данилке стало интересно., Он остановился:
— Что?
— Подойди да погляди, — ответила Тоня. — Я, что ли, к тебе пойду?
Данилка сбежал к ней с тропочки, сел рядом в холодок на пахучую полынь. Тогда Тоня раскрыла руки, и Данилка увидел две тусклые жёлтые монеты.
— Деньги? — удивился Данилка.
— Ага… деньги, — неуверенно сказала Тоня. — Старинные какие-то.
— А кто же их потерял?
— Ну, те потеряли, которые жили здесь когда-нибудь.
— На Теп-Селе никто не жил, — сказал Данилка, — я-то знаю.
— Ты знаешь! — засмеялась Тоня. — Ты и на свете-то всего девятый год живёшь! А эти люди жили, когда ещё и нас с тобой не было, и наших отцов не было.
— И моего отца не было?
Данилка никак не мог себе представить, что было когда-то такое время, когда не было его отца.