— Не! — сказал он тогда. — Не тут. Обратно, а потом направо. Прямо и опять прямо. Там слева улица, которая как-то называется.
— А мне велено к Поляновскому, — супрямничал шофер Коля.
— Выйдь! — сказал ему на это товарищ Бутаков. — Выйдь-выйдь и уйди от греха.
— А мне не велено, — не поддался было Коля, но товарищ Бутаков молча сдвинулся влево и выдавил его из машины.
— Почему? — поинтересовался Коля, измазавшись о дорогу.
А у товарища Бутакова без Коли ничего не получалось.
Никакой езды, как ни крутил.
— Чего смотришь? — спросил он Колю, топча не ту педаль. — Садись на место!
Коля сел. но везти соглашался только к зоотехнику Поляновскому, к которому велено было. Или, на худой конец, — к своему начальнику Евгению Васильевичу. И что Евгением Васильевичем будет перевелено, то и будет исполнено Колей Непеченкиным.
— Паразит ты! Идиот! Хам! — необъективно выразился товарищ Бутаков.
— Это вы на что намекаете? — не понял Коля.
— ………!!! — довыразился товарищ Бутаков, и машина покатила к дому председателя.
Возле дома они вышли. Коля из машины, а товарищ Бутаков — еще и из себя. Решительно. После чего шофер Коля с хрустом влетел в куст крыжовника.
— Ах ты, батюшки! — странно молвил при этом товарищ Бутаков.
— Пехком пойдете к хоотехнику! — припугнул из куста хорошо ударенный Коля.
Это были золотые слова, но товарищ Бутаков отнесся к ним невнимательно. С него тут очки свалились, и он теперь не видел без них, где они лежат. Он и Колю-то нащупал теперь исключительно по голосу и, выдрав его из куста, потыкал носом в почву.
— Ищи! — приказал он.
— Темно, — возразил Ноля и был прав. Вечерело в райцентре.
Тут и председатель выбежал на улицу поинтересоваться шумом. Как раз товарищ Бутаков примеривался, куда бы дать Коле еще одного леща.
Евгений Васильевич по-вратарски словил кулак товарища Бутакова, и если шофер Коля при этом снова шлепнулся о землю, то на сей раз самостоятельно, потому что под ногами ухабисто было.
— О чем дискутируете? — справился председатель, лаская кулак товарища Бутакова.
— Есть ли жизнь на Марсе, — шутканул товарищ Бутаков.
— Ну и как?
— Нету!
— Есть! — сказал Коля, протягивая только что найденные очки. И сплюнул.
Он не в знак неуважения сплюнул, он просто кусочек от зуба выплюнул, и на него не обиделись. Тем более, что он очки нашел.
— Отказывается везти меня к Поляновскому! — указал на него товарищ Бутаков, желания которого замкнулись-таки на угоревшем сослуживце.
Больно было шоферу Коле слышать такую неточность, но не сказал он ничего, потому что говорить было еще больнее. Молча выслушал он от председателя слова укора и молча отвез товарища Бутакова к зоотехнику Поляновскому.
Товарищ Бутаков благополучно поинтересовался здоровьем зоотехника и выразил самое последнее искреннее желание — спать. Которое и осуществилось.
Зато шофер Коля прободрствовал целую ночь, слушая пострадавшую челюсть. Не спала и разгневанная жена его. Она вскипела сразу же, как только муж вернулся.
— Где это тебя?! Кто?! — вскрикнула она вопросительно.
Коля с уважением указал на потолок, выплюнул еще один кусочек зуба и проговорил то, что выговаривалось.
А потом в дальнейшие события вовлеклась масса людей.
Сначала стоматологи вытащили изо рта Коли один недобитый зуб, а другие поврачевали оставшиеся. Заврачевали так, что Коля более-менее внятно и вежливо сумел сказать им на это: «Спасибо за вынимание!»
Потом хирурги наложили шину на сломанную челюсть, и Коля опять умолк на полтора месяца. В событиях новых же другие люди участвовали.
Колина жена сразу же сообщила об избиенном супруге в райком, свояченица — в милицию, а тесть с помощью прокуратуры возбудил уголовное дело. Коля же молчал и питался жидкой пищей с блюдечка.
Многие возмущались. Даже товарищ Бутаков поначалу возмутился ходящими слухами и серьезно поугрожал Коле. Но Коля кое-как объяснил ему, что это не он, Коля, виноват в распускании, и товарищ Бутаков, смягчившись, сказал: «То-то!»
Однако следствие шло полным ходом, райком подумывал о новой кандидатуре на должность начальника производственного управления сельским хозяйством…
И тогда в товарище Бутакове опять проснулось естественное человеческое желание — посетить пусть не своего, но побитого-таки подчиненного и подарить ему что-нибудь со своего плеча. Он пришел пешком и подарил часы.