— Вот мой дом, — сказал Сидор Филиппович.
Толстая молодая женщина в фартуке, увидев Федюню, ахнула.
— Племянник? — спросила она Сидора Филипповича. И, не дождавшись ответа, бросилась к Федюне. — Да я тебе тётка, а ну садись. Ноги мокрые? Снимай башмаки. Живо!
Федюня и оглянуться не успел, как его накормили постными щами. Дядька улыбнулся.
— Сдвинься, Марья, — сказал он жене. — Дай мне с парнем поговорить.
Жена не подпустила его.
— Не лезь, — сказала она. — Пусть мальчик отдохнёт. Худенький ты, — заявила она. — Переезжай к нам жить.
— Нельзя мне, — сказал Федюня. — Сергей Филиппыч сердиться будут.
— Сдвинься, — сказал Сидор Филиппович жене на этот раз строго, — и вообще сходи в лавку, нам поговорить надо.
Тётка вздохнула:
— Так и быть, схожу. Только быстро вернусь.
— Хорошо, — сказал Сидор Филиппович, — иди… Давай рассказывай всё, — повернулся он к Федюне. — Давно ли ты со своим новым отцом живешь?
— Не. Не очень.
— А когда ходил к профессору, тебя потом расспрашивали, что видел?
— Да, — радостно сказал Федюня, — там книги интересные.
— Весело, — сказал Сидор Филиппович. — Но ко мне-то как догадался приехать?
— А когда дяденька Сергей на профессора сказали, что плохой. Не могёт этого быть.
— Ясное дело — хороший, — сказал Сидор Филиппович.
— Я же говорил, что хороший. А в тюрьму за что?
— Дурачок ты, — сказал Сидор Филиппович, — не смыслишь ничего. Но я тебе объясню. Не сейчас. Позже. Ты оставайся у меня. Домой не ходи.
«Всё позже да позже, — подумал Федюня, — и к царю позже».
— Я пока у дяденьки Сергея поживу или у папаши, — сказал Федюня тихо. — Нельзя мне.
— Не пушу я тебя, — сказал Сидор Филиппович.
— Нельзя мне, — повторил Федюня, — добрые они. Только зря на профессора наговаривают.
— Пусть так, — сказал Сидор Филиппович сердито. — Об одном прошу: приезжай почаще. Будешь приезжать?
— Буду, — сказал Федюня.
— Часто, — сказал Сидор Филиппович.
— Буду, — сказал Федюня.
— И ещё одно: дядьке Сергею ни слова обо мне. Он меня не любит, а я его.
Федюня кивнул головой.
— Ты рассказывай ему и папаше поменьше. Могут получиться плохие дела.
Федюня опять кивнул, хотя ничего не понял.
Вернулась тётка Марья.
— Агитироваешь? — спросила она мужа.
— Молчи, — буркнул Сидор Филиппович. — Тут такое происходит!..
— А ты его не слушай, — сказала тётка Марья Федюне. — Он тебя научит… Ты в бога-то веруешь?
— Верую, — быстро сказал Федюня, — и ещё сны вижу про ангелов.
— Про ангелов? — восхитилась тётка Марья. — Значит, тебе прямая дорога к нам.
— Да замолчишь ты! — крикнул Сидор Филиппович.
— А вот и нет, — сказала тётка Марья. — Это ты безбожник, а мальчик посмотри какой. И красивенький. Приходи к нам, — затараторила она, — у нас и батюшка свой есть. Приходи. Называется — Собрание фабрично-заводских рабочих. В среду. Нарвская застава, дом с башенкой. Там тебе настоящую правду откроют.
— Не морочь парню голову! — цыкнул Сидор Филиппович.
Федюня вертелся на табуретке. Ему было хорошо. Точь-в-точь как у профессора. Здесь он чувствовал себя своим.
— Мать твоя больше не пишет? — словно бы угадав, о чём Федюня думает, сказал Сидор Филиппович. — Переезжай ко мне. У меня детей нет. Живём мы, правда, бедно. Это не у Сергея жить.
— Я пока у дяденьки Сергея поживу.
— Как знаешь, — сказал дядька. — Всё равно ко мне придёшь.
Сидор Филиппович подумал. Помолчал. И повторил:
— Обязательно придёшь.
Он притянул к себе Федюню.
— До свиданья, — сказал Федюня.
ГЛАВА X
Федюня стоял в опустевших комнатах. На полу грудой лежали вещи. Ева бродила из угла в угол. Дама с серёжками, которую звали Софья Михайловна, говорила возчикам, что сносить в первую очередь.
Вот и пришла пора расстаться. Ева протянула Федюне ладошку лопаточкой. Федюня стоял неподвижно. Ева положила на край стола книгу.
— Возьми, — сказала она, — на память. Это Лермонтов. — И вышла.
Федюня ссутулился, сунул руки в карманы.
Всё сложнее становилась сказка.
Тётка Марья звала куда-то на Нарвскую заставу. Зачем? Да к тому же Сергей Филиппович сказал, что скоро Федюня опять будет жить с папашей на даче.
Как только выдалось время, Федюня поехал на Нарвскую заставу.
Он уже привык к огромному городу и без страха путешествовал из конца в конец.
В длинной грязной комнате, куда он пришёл, толпилось много народу.