— Ну что ты! — сказал папаша. — Что ему тут делать?
ГЛАВА XI
Вечером, забившись в угол, Федюня слушал на Нарвской заставе Гапона, который читал письмо. Рабочие должны были отнести это письмо царю.
— «Государь! Мы, рабочие и жители города Санкт-Петербурга разных сословий, наши жёны и дети и беспомощные старцы родители пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются…»
Федюня представил: вот они все огромной толпой входят на площадь. Площадь распахивается навстречу, и из дворца выходит царь.
— «Разве можно жить при таких законах? — читал Гапон. — Не лучше ли умереть — умереть всем нам, трудящимся людям всей России».
Зал вздохнул.
— «Мы требуем восьмичасовой рабочий день. Нормальную заработную плату немедленно», — читал Гапон.
«Скоро, — подумал Федюня, — скоро всё будет. Скоро я профессора увижу».
Гапон кончил читать. Какая-то тётка подошла к нему.
— Ты про соседку мою напиши, — попросила она. — Я бельё повесила, а соседка его на землю сбросила. Ты про неё непременно напиши в своей бумаге.
Взволнованный вернулся Федюня домой.
В ту ночь ясно, как никогда, он увидел тот же сон: два белых ангела по бокам, а посередине, на табуреточке, царь. Царь сидел и ел жареную колбасу прямо со сковородки.
«Садись ко мне», — сказал он Федюне.
Федюня примостился с ним рядом на табуреточке, и они вдвоём с царём стали есть колбасу.
«Ничего не бойся, — сказал царь, — я добрый. Мне твой батя говорил».
«А можно, я вам стих скажу?» — спросил Федюня и подивился своей храбрости.
«Давай валяй, — сказал царь, — говори свой стих».
прочёл Федюня.
«Хороший стих, — сказал царь, — прекрасный стих».
«А мне он что-то разонравился», — сказал Федюня.
«Ну и дурак, — сказал царь, — ничего не смыслишь».
ГЛАВА XII
Пришло 9 января.
Федюня рано отправился в город. Папаша сказал, чтобы на Дворцовую площадь не ходить.
Федюня пешком дошёл до Невского. Прошёл весь Невский. На него со Знаменской площади толпой вливались люди. Федюня двинулся с ними.
Толпа медленно плыла к Адмиралтейству.
У здания Думы, под башенкой, Федюня остановился. Из толпы вырвался высокий, худой человек и, неуклюже взмахивая руками, бросился к Федюне:
— Здорово!
— Здорово!
— Ты что? Не узнал, что ли?
Ухо навалился на Федюню и принялся его тискать.
— На заводе я теперь работаю, понял? К царю идём, а? Правильный у нас батя Гапон, а?
Федюня обрадовался до слёз.
— Понял?
— Понял.
— Мы с иконами идём, — сказал Ухо, — и околоточный надзиратель с городовым впереди. Всё хорошо будет. Идём с нами!
Они прибились к толпе. Толпа текла неспешно, завихривалась на углах, где вливались в неё новые ручейки людей. Люди шагали степенно.
— Хорошо идут, — с восхищением прошептал Ухо. — И господ много. Сейчас царя увидим.
Вдоль проспекта вытянулись казаки на лошадях. Никто не стрелял. Никто не дрался. Федюня весь стал светлее. «Сегодня на улицах, как в церкви», — подумал он.
Толпа приплыла к решётке сада. От решётки до углового дома стояли солдаты. Цепь замёрзших солдат. Люди упёрлись в цепочку и едва не прорвали её.
Федюня и Ухо протолкались в первые ряды. Там Федюня и увидел дядьку Сергея Филипповича. Знакомое твёрдое лицо. Аккуратные усы. Ясные голубые глаза.
Дядька стоял рядом с офицером и что-то говорил.
— У-у-у, филёр, — с ненавистью сказали в толпе.
— Чего? — спросил Федюня.
— Шпиён. Сыщик. Полицейский переодетый, — весело пояснил Ухо.
Федюня и Ухо протолкались в первые ряды.
Федюня обомлел. Как же так? А дядька говорил, что в департаменте служит. Выходит, и папаша и Александр Герасимович тоже полицейские?
Федюне стало жарко-жарко.
А может, неспроста профессора увели в тюрьму?
Странная мысль пришла Федюне в голову: вдруг это из-за него?.. Вдруг всё было подстроено? И тот листок? Нет, не может быть. Но ведь полицейский, который привёз его к дядьке, уже знал Сергея Филипповича.
Мысли, как стеклянные шарики, быстро-быстро перекатывались в голове у Федюни, и от этого в ушах звенело.
Покойный батя всегда ругал полицейских. Все в деревне ругали урядника. А что, если полицейские не плохие? Они ведь царю служат. Если они для порядку?