А потом она умерла. Так же внезапно, как и все предыдущие девушки. Фрей не мог понять, что могло произойти. Он приходил в их совместную спальню, ставшую лишь ее комнатой, сидел, понурившись, в кресле и корил себя за то, что не отказался от невесты, когда это еще было возможно. Четвертая смерть! В какой-то момент ему даже показалось, что он начинает сходить с ума. Они являлись ему, стояли и укоризненно смотрели, будто ждали объяснений, до тех пор, пока Фрей не нашел спрятанный в будуаре жены ее девичий дневник. Первым порывом было выбросить эту надушенную книжицу в огонь камина, но потом он все же решился взглянуть, чем же жила его супруга в последние годы.
«…Мне даже кажется, что его подменили. Ведь когда-то он был весел и нежен. А его пальцы… Меня бросает в дрожь, как вспоминаю их. Как он прикасался к моим рукам… Его губы… А как озорно он подмигивал, косясь на отца! Я думала, что буду счастливейшей из всех замужних дам Светлого леса…»
«Леди Кларисия уж так напрашивалась ко мне в гости. Но я отказала ей. Она теперь в свете говорит: „Замуж вышла и все: прежняя дружба забыта“. Она, наверное, считает, что я счастлива и не хочу делиться своими радостями. А я просто не хочу, чтобы она видела моего мужа, его холодность, его ненависть».
«О, Богини! Говорят, он стал таким, после смерти девушек. Значит, он лгал мне, что никого кроме меня не любит? Он любил одну из них! И теперь его сердце разбито! И мое тоже!»
«Он даже не вспомнил о моем дне наречения! Не поздравил… Это просто невежливо! Если бы не старый лорд… Он по-настоящему добр ко мне, он понимает, как мне сложно, он порицает сына…»
«Старый лорд вновь пригласил меня на конную прогулку. Впервые за много-много месяцев мне было весело».
«Удивительно, почему его все называют „старый лорд“. Его зовут Лайонион! Какое чудесное имя! И совсем он не старый. Седина его не портит… Даже наоборот… Он такой добрый и честный, он настоящий лорд. Даже странно как-то, что Фрей является его сыном».
«Мы опять гуляли за стенами замка. Лайонион показывал мне сады Богинь! Мне кажется, что никто в этом замке так меня не понимает, как он. Какие глупые мысли лезут мне в голову!»
«Я не имею права так думать! Я не должна! Но как же мне жить дальше, если я его люблю? Если я люблю отца моего мужа!»
Эта запись была последней, сделанной, если верить дате под строками, вечером накануне смерти. Чернила размазались по странице, видимо, на них пролилась не одна дюжина слезинок. Фрей заскрипел зубами, вырвал страничку из дневника и бросился к отцу. Ревность смешалась с чувством потери. Он мог бы сдержаться, но не стал.
— Значит, ты решил меня заменить? — Фрей ворвался в кабинет отца с перекошенным от гнева лицом.
— В каком смысле, — старый лорд был совершенно спокоен.
— В каком? На — читай! — он сунул ему листок и оперся о крышку стола, ожидая, пока отец пробежит строчки дневника глазами.
— Я не понимаю тебя, сын… — спокойно и даже как-то презрительно начал старый лорд.
— Сын? Я тебе больше не сын. Ты поступил подло, и я вызываю тебя на суд Богинь!
Ритуальная фраза была произнесена. Хотел ли этого Фрей? Скорее всего, нет. Позже он жалел о сказанных в порыве ревности и горя словах, но изменить уже ничего не мог. В Светлом Лесу редко случались непримиримые споры между родственниками и одноплеменниками. Слишком неторопливой и размеренной была жизнь, слишком немногочисленными семьи. Да и к чему конфликты, если время всех рассудит и все расставит по местам. Благо, оно в запасе у эльфов имелось.
Но если уж случались такие скандалы, судьей на спор приглашались Богини. И эти слова не были просто красивым оборотом речи. После произнесения ритуального вызова, и тому, кто его кинул, и тому, кто его принял, давалось время до восхода солнца. Его же они должны были встретить в Храме Богинь. Те, кто видел происходящее со стороны, говорят, что когда враги заходят в Храм, его окутывает алое марево. Оно висит около получаса, а потом из Храма выходит только один. Тот, кто прав. Второй бесследно исчезает.
Фрей мучился сожалениями. Он понимал, что наговорил лишнего, но вернуть свои слова не мог. Он и шел в храм с твердым намерением просить Богинь простить отца, и забрать его, Фрея. Он и твердил это, когда их со старым лордом окутал красный туман. Но Богини решили иначе. Последнее, что слышал Фрей, было «Прости». А когда пелена спала, он оказался единственным, кто стоял перед алтарем.
С тех пор прошло почти сто лет, но ни о какой женитьбе новый Хранитель восточных границ даже не помышлял. А вот наследник ему действительно был нужен.
— Неужели ты хочешь обречь ее на смерть? — Алий даже засомневался, а знает ли он хозяина настолько хорошо, как ему представлялось. Фрей мог быть жестким, находчивым, хитрым, но никогда не был жестоким.
— Помнишь тот свиток моего деда, где он рассказывал о Самиэль? — Алий молча кивнул. — Так вот, девушка появилась вдруг на границе! И Алиса тоже! И Раечка!
— Неужели ты думаешь…
— Думаю! Правда, не знаю точно. Но есть надежда, что если одна фея наложила проклятие, то другая сможет его снять. А активнее всего она будет думать и действовать, если ей самой станет угрожать смерть!
— Ты еще более жесток, чем твой отец! — Алий внимательно разглядывал Фрей.
— Наверное, ты прав, — вздохнул Фрей. — Но у меня нет иного выхода. Раньше я не понимал отца, когда он говорил о продолжении рода, а теперь сам иду на низость ради этого. И отступать я не намерен!
Во взглядах, которые бросали не меня две девушки, притащившие ворох нарядов, в напряженном молчании сурового эльфа, доставившего гору изящных вазочек и тарелочек с чем-то очень вкусно пахнущим, проскальзывали жалость, смешанная с обреченностью. В какой-то момент захотелось даже нарушить свой обет молчания и умолять объяснить мне, что происходит. Но за действиями прислуги молча и холодно наблюдал Фрей.
Он появился, бросив презрительный взгляд, и застыл у самого порога комнаты прямо напротив меня. Я же старалась не смотреть в его сторону, усиленно изучая красоты эльфийской земли, раскинувшейся за огромным зарешеченным окном. Как только вереница слуг исчезла, он отмер и вплотную подошел ко мне. Его движения были резкими и опасными. В тот момент, когда он поднял руку, мне даже показалось, что он меня ударит. Но эльф только поднес руку к моей щеке и провел, очерчивая пальцами контур лица и подбородок. Я вздрогнула и попыталась отвернуться.
— Ты боишься меня, киска? — его губы изогнулись в презрительной улыбке.
— Прошу вас, лорд Фрей, отпустите, — кажется, зря я пытаюсь его разжалобить. Вон как поморщился, слово зубная боль замучила.
— Нет! — зло выплюнул он единственное слово. — Советую вам, милочка, привести себя в порядок и хорошо отдохнуть. Завтра я намерен повести вас к алтарю, а потом… Поверьте, вам будет не до сна.
Я застыла, не в силах вообще поверить в то, что он говорит. Моих скудных воспоминаний хватило на то, чтобы понять его гнусный, сопровождавшийся откровенным раздевающим взглядом, намек. Только почему-то я совершенно иначе представляла себе и замужество, и… Мне даже думать об этом было стыдно.
Кажется, весь калейдоскоп моих чувств живо отразился на лице. Фрей захохотал так, что я не выдержала и влепила ему пощечину. Стало так легко и приятно, когда его смех захлебнулся, зато так больно, когда он одним движением перехватил мое запястье и вывернул руку за спину.
— А вот это ты зря сделала, киска, — он просто шипел мне на ухо, не обращая внимания на причиняемую боль. — Будешь себя так неосмотрительно вести, боль станет твоим постоянным спутником. Так что, лучше смирись.