Я еще могу орать!
Жильцы под столом даже не понимают Жюлева колдовства! что это именно он там, наверху, раскачивает мир, насылает на нас громы и молнии! ни один не смотрит в окно! ни один не видит Жюля! они вообще ни черта не видят! они даже не видят громоздкого буфета, который поднимается, раскачиваясь равномерно… подскакивает, что-то великоват для каморки! если он упадет, завалится, мебель Генриха III, вот тогда будет полный трындец! я говорю о тех, кто под столом! ах! слоеное тесто из жильцов! Груда трупов в собственном соку! Они ничего не видят! они слишком заняты собой, своим собственным копошением… им нечем дышать, они сами себе выворачивают руки, головы, колени…
– Убийца! мой глаз! о, хулиган! Ты меня держишь, Андрэ? Бютор! Мой дорогой! Господа! «москиты»! мой малыш! моя любовь! Адель!
– К черту малышей! это все Жюль! это Жюль!
Есть еще трезвомыслящие люди! я один из них! почему?… Суета! Vanitatas!* [74] ни один, ну ни один из жильцов меня не слушает! Немножко больше чувства, достоинства, мы бы бросились все на штурм! не взирая на качку… в огонь! огонь! колдун-сволочь-калека-акробат! в печку! я им повторяю! вою им:
– Это Жюль! Это Жюль! На приступ!
Бах! Ба-бах! мой рассказ был бы сплошным ба-бахом, если бы я позволил себе орать… но нет! но нет! достали! хочется точности! я вас не отвлеку в ба-бахи! Все эти обосравшиеся под столом, вонючее мясо, страх, ничего они больше не видят, ничего не понимают… настоящая опасность! ни черта! они сплелись в клубок… съеживаются, давят друг друга… они не видят буфета! я, я вижу его! буфет поднимается!.. на метр от пола! я вам говорил! Не меньше чем на метр! мне не мерещится! на метр, не меньше… удар! И врюк! так и есть! пусть все падает и рушится! И крак! раскалывается! вот что произошло!
«Подстольники» истошно орут! Дельфина откатывается подальше! от давки! она летает! она планирует в коридоре! Шлеп! На живот!.. Я тут, я вижу ее, а она зовет:
– Мариус! ааа! Ренэ! Жюстен! Клеман! доктор! доктор! Нас много, она зовет всех, кого знает…
– Что вы хотите?
Лили отвечает за нее!
– Кофе! кофе!
А… кофе! это славно!
– Шлюха! Мерзавка!
Я бы ее наказал!..
– Жюль, кофе! Иди поищи его, дрянь!
– Свет! Луи! посмотри, свет!
Женщины – мастера отвлекающих маневров! вы больше ничего не понимаете! не двигаетесь! не существуете?
– Что?… что? свет?
И действительно новые огни! С тех пор, как они бомбят Париж, подрывают мины, обстреливают целые кварталы, еще ни разу мы не видели сиреневых огней… да пусть их, ну, сиреневые так сиреневые! черт! сколько уже часов они трясут нас? Не нужно кричать из-под стола! стекло на моих часах? разбилось! разбилось! под столом они сшибаются головами… хватаются за чужие ноги…
– Это мое бедро, хулиган! заткнись, девка! лживый мерзавец!
Эхо снарядов отдается в башке, писк и скрежет мельницы раздирает уши! жуткий взвизг мельницы! крылья! чудо, что они не отлетели! четыре гигантских крыла! и Жюля к черту вместе с ними! а! ему все нипочем! заколдован! за него можно не беспокоиться.
Замечаю, что к некоторым звукам я более чувствителен, чем к другим… в голове у меня работает целый завод… вы бы согласились, если бы только услышали!.. башенные краны, электрические столбы, ременные передачи, испытательные стенды, а иногда… если б не мой характер, достаточно оптимистический настрой, моя лень, Арлетт, ревность, мои счеты с неким Жюлем, не будь у меня кота-гуляки, который к тому же еще и сбежал, моих рукописей, которые я, черт побери, оставил на полке, голова забита всякой ерундой, к тому же мои больные в диспансере… я, может, и позволил бы себя преследовать… преследовать? если б я ничего не делал, то пропал бы! о! никакого риска! я должен быть сейчас в Беконе! вот мысль, что меня преследует! я не должен валяться здесь и кататься от стенки к стенке вместе с этими подлецами! я должен быть в Беконе, это мой Долг!
Например, боль в сердце…
– Лили!.. Лили!.. мне плохо!
Она смеется, Лили… она смеется… выдержка у этой малышки!.. веселая! любезная… душевная! душевная, да! Ба-бах! Ба-бах! и небеса рушатся! пламя… осколки… зажигалки… и ничто не может лишить ее приветливости!.. Жюль ее смешит! взгромоздившийся-в-гондолу-акробат!.. ей он не кажется виновником всего! а я, в глазах Лили, чрезмерно строг!
Ба-бах! привратницкая вздрагивает, качается, наклоняется! трясутся стены и пол! и стол, и Норманс под ним! все поднимается! улетает! и буфет! опрокидывается! падает! всей тяжестью… А, их было не меньше двадцати пяти! пятидесяти… женщин… детей… сжавшихся… скрюченных! отряхиваются, стоя на карачках… спотыкаются… пошатываются… огромный Норманс… проваливается… на стуле… жена тянет его к себе… не отпускает! пристроилась на его жирных коленях, к счастью, буфет выравнялся… они его подняли… как-то скрепили… не весь… половину!.. вторую половину унесло ветром! на проспект!.. раскололся Генрих III!.. раскололся… но то, что осталось, – еще мебель, антиквариат!
74
«Суета сует и всяческая суета» (Экклезиаст 12,8), представлено здесь в жаргонизированном виде.