— Долго! Это очень долго! Необходимо быстрей. — Платон Аристархович хлопнул ладонью по столу. — Мне нужны результаты! Будьте любезны, поторопите экспертов! Пусть работают днем и ночью. Здесь тоже война и тоже фронт!
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
— Вот и отлично.
— Слушай! Нэльзя-нэльзя! — послышалась из-за двери похожая на орлиный клекот речь Заурбека. — Никого нэ прынымает!
— Моя искай генерар Кругров, — послышалась фраза на еще более ломаном русском, нежели у малограмотного горца.
— Нэ хадить! — свирепо прорычал телохранитель, и все явственно услышали звон покидающего ножны кинжала.
— Что там, черт возьми, происходит? — нахмурился Лунев. Он приоткрыл дверь. Форма и весь внешний облик вошедшего не вызывали сомнения. У порога кабинета стоял офицер — лейтенант японской армии.
Николай II глядел в окно. Там, на заснеженной лужайке вовсю резвились детишки дворцовой челяди. Казалось, им не было дела ни до августейшего наблюдателя, ни до идущей войны. Впрочем, нет. До войны им как раз дело было.
Закончив катать снежные шары, мальцы взгромоздили их один на другой, затем выложили на плечах угольками нечто вроде погон и напялили раздобытую где-то прусскую каску на голову снеговику. Далее с криком «ура!» они ринулись швырять в самодельного врага снежками и шишками и, покончив с «артподготовкой», развивая успех, разухабисто истыкали его палками, точно штыками или саблями.
— …На Привисленском участке фронта действия наших войск неудачны, — продолжал вещать подтянутый моложавый генерал-адъютант, изредка бросая взгляд на исписанные листы, лежащие перед ним в сафьяновой с золотым тиснением папке. — Катастрофически не хватает снарядов. Все нормы довоенного времени в условиях нынешней кампании оказались абсолютно недостаточными. Недостача боеприпасов столь велика, что орудия порою в день могут произвести не более трех-пяти выстрелов на ствол. Когда же противник предпринимает наступление, артиллерия, опасаясь захвата, и вовсе спешит покинуть поле боя. Это, конечно же, не способствует улучшению боевого духа войск.
— Пожалуй, пожалуй, — отрываясь от созерцания картины за окном, кивнул император. — Но отчего так? Отчего не было запасено снарядов в необходимом количестве? Отчего наши заводы по сей день не справляются с фронтовым заказом? Что мешало России, — Николай II произнес это слово, раскатывая каждый слог, и вновь повторил, — России с ее огромными богатствами, с ее недрами быть готовой к войне?!
— Увы, ваше величество, но так каждый раз. Верно говорят, что генералы всегда готовятся к прошедшим сражениям.
— Весьма критично, — глядя на своего генерал-адъютанта, усмехнулся Николай.
— Но поверьте, ваше величество, ныне делается все, что в наших силах. Открыто несколько снарядно-патронных заводов. На подходе еще три. Мы с каждым днем наращиваем темпы выпуска.
— А что говорят союзники?
— Франция сейчас и сама в положении едва ли не бедственном. Но им оказывают поддержку британцы. Помогать же России, как утверждает английский посол лорд Бьюкенен, им весьма затруднительно. В Северном и Балтийском морях рыщут германские подводные лодки.
— Увы, князь, — вздохнул Николай, — я полагаю, нерешительность британского парламента диктуется совсем иными причинами. Что бы там ни говорил посол, наши английские союзники не желают усиления России и установления ее контроля над Босфором и Дарданеллами.
— Еще бы, они намерены там обосноваться сами, и только время тянут, разглагольствуя о некоем совместном контроле всех причерноморских стран над этими проливами.
— Н-да. — Император вновь устремил взгляд на заснеженную лужайку, где шумная компания мальчишек со смехом топтала останки снеговика. — Вот и выходит, что помощи от кузена Георга ждать не приходится.
Он начал барабанить пальцами по подоконнику.
— Забавно, друг мой. Мы с Джорджи схожи так, что если переоденемся, то, пожалуй, даже Палата общин вместе с Палатой лордов не отличат, кто из нас император Великобритании, а кто — России. И вот на тебе! Впрочем, с дядей Вилли мы тоже близкие родственники. Такая, с позволения сказать, получается склока в благородном семействе.
Генерал-адъютант сдавленно кашлянул, не зная, что и сказать на эти слова.
— А вот японский микадо, — продолжал император, казалось, и вовсе не заметивший неловкой паузы, — хотя и не родственник нам, а свои обязательства по союзному договору выполняет в наилучшем виде.
— Так точно, — оживился докладчик. — Третьего дня в Петроград с военной миссией прибыл личный посланник микадо генерал Хатакэяма. Японцы предлагают дополнительное количество артиллерийских снарядов и патронов сверх оговоренного, а также готовы начать поставлять винтовки Арисака, хорошо себя зарекомендовавшие, — генерал вздохнул, — в прошлой войне.
— Полагаю, нам это будет весьма кстати.
— Именно так, ваше величество. Генерал Ацзума просил вашего соизволения срочнейшим образом принять его.
— Запишите его, пожалуй, завтра поутру. Перед Сухомлиновым[5]. Мне представляется, это будет правильно. Есть ли еще что-нибудь?
— Так точно, ваше величество. Дело строго секретное. И весьма конфиденциальное. — Генерал-адъютант протянул императору папку с документами. — Это депеша, полученная только нынче. От датского короля.
Император взял в руки бумаги и, отвернувшись от окна, начал читать.
— Вы уже ознакомились с посланием?
— Я лично расшифровывал его, ваше величество.
— Стало быть, читали. Если верить сообщению господина Андерсена, агента короля Дании, кайзер Вильгельм в приватной беседе весьма сожалел о начале военных действий между нашими державами и назвал это ошибкой, досадным недоразумением.
— По словам господина Андерсена, так оно и есть.
— Здесь далее записка, начертанная собственноручно дядей Вилли, в ней он указывает, насколько боевые потери Антанты превосходят потери Германии и Австрии. Сюда бы еще следовало добавить потери Турции, но об этом кайзер Вильгельм забывает. Как мне видится, вся эта цифирь служит одному делу — подтолкнуть нас к переговорам о сепаратном мире.
— Еще бы, он всерьез мыслил закончить войну за семь недель. Ан, нате-ка, не вышло! — Царский собеседник расправил плечи так, что густая золотая бахрома на эполетах качнулась волной, и добавил: — И не таких бивали!
— Не вышло, — вслед за докладчиком повторил император и добавил со вздохом: — Ну, да и у нас не больно-то выходит! Великий князь Николай Николаевич даром что могуч, а нашего сухорукого родича одолеть не может.
— Россияне долго запрягают, да быстро ездят, — вступился за Верховного главнокомандующего свитский генерал. — Так еще Бисмарк сказывал.
— Оттого его Вилли и турнул, — вновь усмехнулся Николай II. — Да, кстати. — Император внимательно поглядел на собеседника, точно сомневаясь, доверять ли ему. — От полковника Лунева какие-нибудь известия были?
— От него самого никак нет. Однако же генерал Джунковский сообщает, что, едва прибыв в Петроград, сей доблестный офицер сумел раскрыть целое осиное гнездо фальшивомонетчиков, работающих на австрийскую разведку.
— Фальшивомонетчиков?!
— Точно так. А руководил ими, как сообщают, некий Конрад Шультце, управляющий госпожи Лаис Эстер.
— Лаис Эстер? — Император наморщил лоб. — Совсем недавно я где-то слышал это странное имя.
— Как же, — генерал закрыл папку, — вчера только эта особа гостила у вашей сестры, Ксении Александровны.
Христиан Густавович поправил золотое пенсне, придавая лицу суровость и выдерживая паузу, что случалось всякий раз, когда он намеревался сообщить нечто значимое, сенсационное.
— Ну что, Платон Аристархович, до окончания проверки купюр еще далеко. Их, сами изволите понять, у госпожи Эстер оказалось несметное множество, но кое-какие результаты уже есть. Вот так-с! — Он аккуратным жестом поправил перо в чернильнице. — Результаты, я вам скажу, престранные.