На первенстве он уверенно дошел до полуфинала, а дальше стало труднее. Борьба оказалась крайне запутанной, да и система проведения первенства была необычной: полуфинальные победы, как в спортивных играх, засчитывались в финале. В последнем бою жребий свел его с Умяром Мавлихановым. Тот, кто выигрывал, попадал в финал, проигравший выбывал из соревнований. У Мавлиханова было неизмеримо больше опыта: он уже побывал на трех мировых первенствах и на олимпиаде. Правда, у Ракиты бои с ним всегда проходили психологически ровно — они дружили, вместе тренировались. Мавлиханов был способен на более высокие всплески мастерства, но менее устойчив в борьбе. Это сказалось, и полуфинальный поединок он проиграл, — видимо, как раз потому, что он был решающим.
Итак, Ракита попал в финал.
— Вот видишь, — сказал я тогда, — все правильно, твое место в финале. Если провести десять соревнований между сильнейшими и подсчитать среднестатистические данные, тебя из восьмерки лучших сейчас никак не выбросить. Конечно, в турнире могут быть всякие случайности, но сегодня их не было — и ты оказался на своем месте. Самое интересное, что ты — совершенно другой! Ты бы себя прежнего просто не узнал. Ведь фехтуешь на совершенно новом материале! И главное — для всех это непривычно: они выходят еще на старого Ракиту.
По тогдашней формуле соревнований в финале оставалось провести всего четыре боя с победителями соседнего полуфинала. Ракита подошел к финальным боям, имея одну победу и два поражения.
Перед каждым боем подходил и говорил ему две-три фразы о предстоящих соперниках, и все. Было видно, что моя помощь ему не нужна. Он выиграл один бой, за ним — другой. Все шло хорошо, но итог был неизвестен, потому что почти все участники финала к тому времени имели приблизительно равное количество побед и поражений.
Третий бой у него был с Яковом Рыльским. Труднейший бой, и этого следовало ожидать, так как с ним Ракита всегда дрался упорно. Судьи невольно помогали Рыльскому — естественно: он чемпион мира, лучший фехтовальщик страны, и некоторые удары Ракиты казались им случайными. Особенно их нерешительность была видна, когда счет стал 4:4. Не меньше пяти схваток были оценены как сомнительные. Понятно, судьи хотели, чтобы такому знаменитому фехтовальщику, как Яков Рыльский, был нанесен бесспорный удар. А это не так-то просто сделать: чуть дальше, чуть ближе — и в результате кто-то говорит «был удар», кто-то — «не был», кто-то воздерживается, и снова назначается схватка, и опять расхождения среди судей, фехтовальщики возвращаются в позиции и начинают еще раз… И все-таки дождались такого — бесспорного — удара. Его нанес Ракита и выиграл бой. А когда Марк, к удивлению многих, выиграл и последний свой бой, оказалось, что только Асатиани набрал такое же количество побед — пять — и, значит, им предстоит перебой за первое место! Мне ничего не нужно было говорить своему ученику: Марк был готов к поединку. Он довольно быстро выиграл у Нугзара Асатиани и стал чемпионом Советского Союза!
Он спустился с дорожки, и на него сразу набросились друзья, стали поздравлять, обнимать. Минуту-другую продолжалась эта счастливая суета, потом вижу: он опомнился и начал искать меня глазами. Наконец подходит. Я стою у колонны в стороне и, так сказать, издали наблюдаю за процедурой. Он высвобождается из объятий, подходит ко мне:
— Ну, что скажешь?
Такое ликование было у него в голосе, в лице, в каждом движении! Его просто распирало от счастья, внезапно свалившегося на голову.
— Очень рад, Марк! Не сомневался, что ты выиграешь перебой. Еще до чемпионата было ясно, что сейчас ты не слабее любого. Все шло в лучшем виде, ты боролся за каждый бой, не думая о медалях, просто старался выиграть каждую схватку, нанести каждый удар… А уж когда дошло до перебоя — нервы у тебя крепкие… Но тебе же говорили, что при удачном раскладе ты сможешь стать чемпионом.
Он не мог понять моего спокойствия. Он все еще не верил, что меньше чем за год достиг того, с чем совсем было уже распрощался, даже в мечтах. Его очень долго не признавали, считали бесперспективным, отказывали в фехтовальном таланте. Хотя по юношеским результатам он был сильнейшим в Союзе, его не только ни разу не взяли на первенство мира среди юниоров, но даже на сбор ни разу не пригласили. Он видел, что дерется не хуже других своих сверстников, а часто даже лучше. Но начинал уже думать, что, может, и правда — специалистам со стороны виднее. До комплекса неполноценности ему, конечно, было далеко. Марк обладал очень устойчивой психикой, однако постоянные сомнения в своих возможностях привели к тому, что мечта о высших результатах стала казаться ему почти недостижимой.