— Как вам сказать?.. Это было месяц назад в Булонском лесу.
Адвокат вдруг свернул свои бумаги и оглянулся так, будто их кто-то мог подслушать в этом безмолвном окружении желтой воды.
— Хм, — качнул головой Серсо, и щеки его порозовели. — Неужели вы говорите о графе д’Ольсино, сударыня?
— Да, о нем.
— Хм… насколько я знаю по разговорам в коллегии, дело это гиблое.
— Почему гиблое, сударь?
— В свое время можно было попытаться добиться высылки и отступных, но маркиза де Шале все осложнила своим побегом. Убиты два охранника… и очень жестоко убиты.
— Они хотели изнасиловать ее по приказу де Брука.
— Это, конечно, неплохо, то есть… простите, я хотел сказать…
— Я поняла, сударь.
— Да, но чтобы подтвердить факт такого приказа, потребуются доказательства.
— Дело еще в том, что… маркиза де Шале была в это время беременна.
— Вот как?
Адвокат поморщился.
— Вы не верите, сударь?
— Нет, это… Вам следует сменить одежду, сударыня. От нее жутко пахнет.
— Я ползла воровским лазом.
— Понятно. Что ж… то, что вы беременны, это неплохо, — стал открыто общаться догадливый адвокат. — Есть шанс смягчить приговор, хотя я не помню таких историй в практике последних лет. Да, случай очень интересный… Давайте вот что — срок моего отстранения от уголовных дел кончается через три недели. Я квартирую в «Колесе фортуны». Найдете?
— У меня сейчас нет ни денег, ни связей, сударь.
Лодка ткнулась носом в пристань, где раскладывали белье прачки, но Серсо не спешил выходить.
— Тогда попробуйте дождаться мужа и связаться с ним. Дело громкое. Тут при любом исходе можно прославить свое имя. Не ожидал, что мне так повезет, тем более с утра!.. И вы так юны… а некоторые говорят, что вы исчадие ада…
— Врут. Люди любят сказки. Теперь я хотела бы получить плату за перевоз.
— А… плату? Сколько?
— А сколько вы платили Симону?
Серсо заплатил за перевоз, после чего долго смотрел, как Женька гребет обратно, совершенно позабыв о том деле, по которому так спешил.
Разговор с адвокатом ободрил фехтовальщицу. Серсо оказался не глуп, говорил толково, и глаза его светились не только азартом будущего шумного дела, но и участием. Она была уверена, что он ее не сдаст и на него можно положиться. Радовали и те небольшие деньги, которые ей удалось заработать. Пожалуй, они радовали ее даже больше самой встречи с адвокатом.
Лодочник, когда девушка вернулась в дом, проснулся. Сгорбившись, он сидел на своем лежаке, кашлял и сплевывал на пол.
— Ты кто? — спросил он Женьку, глядя на нее мутными глазами.
— Жанна. Вы вчера пустили нас переночевать.
— Переночевала?
— Да.
— Тогды ступай прочь… Нечего тут.
— А можно с вами остаться?
— Со мной? Зачем?
— Вы больны. Я на перевозе помогу.
Лодочник хотел что-то сказать, но снова закашлялся и, закутавшись в дырявое одеяло, повалился на лежанку. Женька тем временем еще раз перебрала имеющееся в лачуге барахло и нашла там женскую залатанную накидку. Возможно, у лодочника когда-то была жена. В верхнем крае накидки девушка проковыряла ножом дырки, просунула туда веревку, которую тоже обнаружила на чердаке, и заменила накидкой старую вонючую юбку. Веревка поддерживала накидку на талии вместо пояса. Под накидку Женька надела широкие штаны, найденные в том же барахле, тканевым жгутом прикрутила к правой ноге нож и только после этого вернулась в лодку.
За два часа фехтовальщица перевезла еще пять человек, потом сходила к лавкам и купила еды — несколько лепешек и бутыль чистой воды. Завтраком она поделилась с лодочником. Тот молча сжевал лепешки и снова погрузился в болезненную дрему. Женька вернулась в лодку и продолжила работу.
К вечеру вдруг появился Жан-Жак. Он принес краденные калачи, посмеялся новой деятельности «доброй госпожи» и спросил:
— Так и будешь здеся перебиваться, маркиза?
— Буду пока.
— Хочешь, до наших сведу?
— А что мне у вас делать?
— А что Герцог назначит. Можа кошели срезать, а можа и в налет пошлет. То, что Марени продырявила, ему понравится.
— Нет, такой жизни мне не надо.
— А какой надо?
— Мирной.
— Ха! Мирной? Тебе? Разве ж у тех, кто с ножичком ходит, мирная жизня бывает?
Жан-Жак ушел, а фехтовальщица осталась у лодочника. Заработав к вечеру еще немного денег, она снова купила еды и два полена. Ночью удалось немного прогреть каморку. Чтобы тепло держалось дольше, девушка законопатила щели особо ветхим тряпьем, плотно прикрыла двери и окна. Спала она рядом с очагом, а проснулась, когда стала подмерзать. К этому времени уже рассвело, и фехтовальщица снова вернулась к работе, чтобы разогреть себя движением.
Так она прожила у лодочника целую неделю, кое-как перебиваясь сама и поддерживая жизнь больного хозяина. Однако тот не спешил с благодарностью, — в один из дней он встал и велел девушке убираться.
— Это моя лодка, я не собираюсь тебя кормить.
— Меня? Да это я вас кормлю уже неделю, сударь!
— Знаю я! Дом у меня отнять хочешь! Ждешь, когда кончусь? Иди, откуда пришла мошенница, а то стражника позову!
Фехтовальщица вышла из домика лодочника и огляделась кругом, не зная, в какую сторону податься. «Может быть, все-таки попросить помощи у Франсуаз? Или набраться наглости и найти де Белара?.. Нет, так не годится. Зачем прибавлять ему забот? Да и неужели я ничего не могу сделать сама? Я же вот смогла работать на перевозе? Да, верно! Хватит воевать! Надо попробовать добыть средства мирным способом и без чужой помощи».
Приняв такое решение, Женька направилась искать новую дорогу к мирному финалу. Она шла по улице решительно, уверенная в своей силе и будущем успехе. В азарте своих светлых намерений фехтовальщица даже перестала ощущать нож, который продолжал оставаться прикрученным к ее правому бедру.
13 часть. Мыльная улица
Светлые намерения
Женька направилась к рынку, где можно было узнать о работе. Там она остановилась у первой же жаровни и купила на последние деньги толстый блин из тех, что выпекал хозяин этой уличной печки. На девушку с любопытством взглянула, закутанная в большой платок, немолодая женщина с чертами вышедшей на покой ведьмы. Она грела у жаровни руки и с прищуром посматривала кругом.
— Здравствуй, цветочек, — улыбнулась женщина. — Откуда будешь?
— Из деревни.
— Э-э, врешь, милая. Взгляд твой не селянки будет, и подбородок держишь неумеренно. Верно из разоренных? С юга?
— С юга.
— Сирота?
— Сирота.
— Сгинешь ты здесь.
— Посмотрим еще.
— Пошли ко мне, в дело возьму.
— В какое?
— Известно, в какое. Мне ладные девушки нужны. Мамаша Кошон я из «Красного чулка». Может, слыхала?
— Слыхала.
Женька захохотала, отчего мамаша Кошон, точно слепая сова, захлопала круглыми глазами,
— Чего скалишься? Аль минуешь, думаешь? — скривив губы в усмешке, спросила она. — Ты гордыню-то свою благородную спрячь подале! Ныне в продажу все идет, только не это!
— Я с тобой не пойду.
— Дурочка! Ты посмотри на себе! Да мы с тобой всех столичных кавалеров разорим! Деревенские девки дешево идут! Навару с них никакого. Богатые гости скучают и что поинтересней спрашивают. Ты не думай, что обману, я тетка добрая. Покрутишься годик-два, прибыль сделаешь, так я тебя еще и замуж пристрою. Торопись, пока все при тебе! Скажи, Юбер? — обратилась к хозяину жаровни Кошон.
— Да, эта дорого будет стоить! — окинув девушку оценивающим взглядом, кивнул Юбер. — Только одежку надо сменить.
— Да идите вы! — воскликнула фехтовальщица и отошла.
— Ладно-ладно, я-то не гордая, я обожду! — крикнула ей вслед Кошон и вместе с хозяином жаровни засмеялась.
Женька направилась дальше. Она спрашивала о работе у торговок, пока ей не указали на кабачок «Дикая пчелка», где по слухам, требовалась разносчица. Она зашла туда, но разносчицу там уже взяли.