— А-а, я так и думал… Здравствуй, милашка, — улыбнулся своей понимающей улыбкой лекарь.
— Здравствуйте, сударь. У нас больна подруга, — сказала, оставаясь в роли прачки, Женька, понимая, что они не могут открыто говорить при Беранжере. — Она работает с нами в прачечной.
— С вами? Так ты тоже работаешь там, Жанна?
— Да.
— Хм, случай несомненно тяжелый. Что ж, идемте в вашу прачечную.
Но едва вся тройка вышла из кабачка, как навстречу из переулка неожиданно выехал на своем вороном жеребце де Санд.
— Я так и знал, что кто-то снова переманивает моих людей! — воскликнул он, соскочил с коня и подошел к фехтовальщице. — Какого черта, красотка, ты не могла обратиться прямо ко мне и вынуждаешь следить за собственным лекарем?
— Там девушка умирает, сударь, — сказала Женька.
— Хорошо, пусть Лабрю идет с твоей подругой, а мы останемся и поговорим немного.
Беранжера повела врача к Люс, а де Санд и фехтовальщица вернулись в «Дикую пчелку». Кликнув хозяина, Даниэль велел позаботиться о своей лошади и заказал обед. Его не смутил рождественский пост, и он приказал подать самое жирное мясо.
— Ты, наверняка, голодна, если прячешься в этой прачечной, — сказал Даниэль, когда они сели за один из столиков в самом дальнем углу.
— Я не прячусь, я там работаю.
— Маркиза в прачках? Это забавно. Рассказывай, что случилось в «Божьей птичке».
Женька рассказала о стычке с Марени и жизни в доме лодочника. В свою очередь, от де Санда она узнала, что сыскник выжил, кабачок конфискован в пользу казны и выставлен на торги.
— Его хочет купить де Бонк, — сказал де Санд.
— А Шарлотта?
— Шарлотта чуть не получила двадцать плетей на Гревской площади. Бушьер выручил, откупился.
— А Матье, Ксавье?
— Про Матье не знаю, а мальчишку видел, продает памфлеты на улицах. Кстати, о литературе. Ты знаешь, что после выхода одной твоей статейки беднягу Файдо отправили на галеры.
— Значит, я не ошиблась? Это он подстроил убийство Перрана?
– Поговаривают, сознался, но кто не сознается, побывав в руках королевских палачей? Всем известно, что королю сейчас очень нужны деньги для войны с протестантами, а ты предоставила ему отличный повод поживиться. Файдо — на галеры, имущество — в казну.
— Поживился сначала сам Файдо, когда прибрал к рукам чужое дело. А что по «Привалу странников»? Есть что-нибудь о Гонзалес?
— Да, Гонзалес… Ее тело действительно нашли в конюшне. Вскопали там, где ты написала. Хозяйку взяли в оборот, и она рассказала, как ее сынок прикончил эту испанку. То ли она нагрубила ему, то ли отказала… Они и вещички ее прикарманили. Сынок давно в бегах за убийство какого-то постояльца, а мамашу отправили в Шатле, и думаю, что безвозвратно.
— Аманду немного жаль, хотя она та еще тетка. А что с Фише?
— Ты о бакалейщике?
— Да.
— А это вообще комедия! Он умер!
— Умер?
— Да, когда у него нашли одежду той сожженной «ведьмы» и книгу с рецептами ее снадобий. Говорят, бедолага схватился за то место, где должно быть сердце, и отдал концы.
— Что ж… так и надо.
— Есть еще одна новость, которая наверняка тебя порадует.
— Какая?
— Твой наглый побег привел короля в бешенство, и он отправил беднягу де Брука простым охранником в Шатле.
Женька чуть не бросилась танцевать на столе, но в последний момент одумалась и вместо этого в порыве бурной радости повисла у де Санда на шее. Он засмеялся и, воспользовавшись моментом, крепко обнял ее в ответ. Леон подал жареное мясо, и фехтовальщица принялась за еду с жадностью каннибала, добравшегося, наконец, до поверженного тела своего врага.
— А кто теперь комендант Бастилии? — спросила девушка.
— Домбре, бывший комендант Шатле.
Новости ошеломили фехтовальщицу, и она почувствовала себя серфингистом, случайно поймавшим хорошую волну.
— Я хочу написать и о прачечной, — сказала она, полагая, что сумеет удержаться на этой волне и дальше.
— О прачечной? Зачем?
— А пусть Мишо тоже почешется!
— Прачечная — не баронесса Гонзалес, это никому не нужно.
— Тогда я напишу о графе д’Ольсино! Или нет, я все напишу и назову это «Записки фехтовальщицы»! Как ты думаешь?
— Поехали лучше в Италию, — напомнил о своем предложении де Санд.
— Да, но после, когда я напишу «Записки». Ты ведь купишь мне бумагу?
— А ты, когда закончишь свою рукопись, поедешь со мной в Италию?
— Поеду.
— Тогда куплю.
Де Санд купил фехтовальщице все, что она попросила, и подвез ее до прачечной на своей лошади. Женька сидела сзади. Одной рукой она обхватила его крепкое тело, а другой держала корзину с сушеными яблоками, под которыми лежали бумага, перья и бутылочка с чернилами.
Даниэль всерьез согласился подождать, пока фехтовальщица напишет «Записки», а Женька почти поверила, что уедет с ним в Италию. Занятая своими проблемами, фехтовальщица редко думала о Генрихе, отчего ей казалось, что она разлюбила его. Де Санд, с которым ее связывала фехтовальная жизнь, был ей не менее близок, поэтому она решила, что сможет быть с ним так же счастлива. Кроме того, Женька хорошо понимала, что после выхода «Записок» ей все равно придется уехать.
Видеться с Даниэлем было опасно, — Марени в любое время мог установить слежку за домом фехтовальщика и обнаружить его связь с девушкой в юбке и чепце простолюдинки. Ведь сыскник уже знал, что Жанна де Бежар могла скрываться под такой одеждой.
— Будем связываться через Лабрю, — предложил де Санд.
— А если король все-таки придаст обратную силу эдикта о наказании секундантов?
— Вряд ли он посмеет сделать это сейчас, — самоуверенно заявил Даниэль. — Весной, начнется новый поход на протестантов. Зачем королю лишние пятна на своей мантии?
Де Санд остановил Ягуара у открытых ворот прачечной и попрощался с девушкой прямо на глазах у прачек. Раз уж о его «домогательствах» знала Беранжера, то скрываться перед ее товарками было бы смешно. Играть роль влюбленного фехтовальщику было легко, поскольку он уже давно являлся таковым и на самом деле.
— Поцелуй меня, — перед тем, как уехать попросил он девушку.
— Ты что?
— Это нужно, на нас смотрят.
Женька поняла, что де Санд немного хитрит, но поцеловала его. Он все-таки поддерживал ее, его руки были теплые и крепкие, а глаза сверкали опьяняющей зеленью абсента… От этого последнего поцелуй получился терпким и отнюдь не только благодарным, как хотела думать о нем фехтовальщица. Она смутилась, презирая самое себя за такое попустительство, и побежала за ворота.
— Возвращаю вам вашу подружку, милашки! — крикнул прачкам довольный Даниэль. — И скажите хозяину, чтобы берег мне эту девчонку, а то я устрою ему тут развеселую жизнь!
Прачки зашумели. Завистливо посмотрела на фехтовальщицу даже Пакетта.
— Каковского господина подцепила наша Пчелка! — воскликнула Бригитта.
— Как бы она не подцепила чего другое с этим господином, — скептически заметила Марсена.
— Что с Люс? — спросила Женька. — Лекарь был у нее?
— Люс спит, а лекарь ждет тебя в твоей комнате, — сказала Беранжера.
Женька поднялась к себе, поставила корзинку на пол и пожала врачу руки.
— Спасибо, Лабрю, спасибо!
— Пока еще не за что. Я скажу вам, как приготовить целебное питье, но не буду убеждать вас, что девушка выживет. Ей не следует работать в сырости и, тем более, зимой.
— Я поговорю с хозяином, чтобы он дал ей отдых. Говорите, что нужно делать. Я запишу.
— Вы, верно, здесь мерзнете, сударыня? — спросил, оглядев убогое жилище, Лабрю.
— Нет, ничего. Здесь бывает тепло от стены прачечной.
Женька достала перо, чернила и бумагу, потом устроилась на полу, используя в качестве стола крышку ларя. Лабрю продиктовал ей все, что требовалось.
— Здесь еще не знают, что вы владеете пером? — спросил он.
— Нет.
— А шпагой?
— Вы смеетесь, Лабрю?
— Немного. Вы… вы хорошо себя чувствуете?
— Да, — постаралась спокойно выдержать взгляд умных глаз девушка.