На обратном пути фехтовальщица решила зайти к Монро и узнать, как идут дела с печатью ее рукописи, но за прилавком типографии она с удивлением обнаружила Ксавье. Мальчик при виде Женьки сам оказался не на шутку потрясен.
— Это вы, госпожа?..
— Я. Ты теперь здесь работаешь?
— Ага, как сбежал из «Божьей птички». Сначала на улице куплеты продавал, а теперь здесь помогаю.
— А Матье? Где он?
— У какой-то вдовы схоронился.
— Что ж, тогда зови своего хозяина.
Монро, увидев автора «Записок фехтовальщицы» в сопровождении двух суровых мужчин в черных плащах и горбатого мальчика в пестрой одежде, сначала смешался.
— Почему я не вижу своей рукописи на прилавке, сударь? — спросила девушка. — Вы еще не начали ее печатать?
— Мы давно уже печатаем ее, сударыня, но материал быстро раскупают. Сейчас я готовлю специальное издание для самого короля.
— Для короля?
— Да. Его величество уже не раз присылал своего человека, чтобы купить ваши «Записки», но тот каждый раз опаздывал. Главы разлетаются, как горячие блины. Вы собираетесь дальше продолжать вашу рукопись? Ведь теперь, как я понимаю, продолжение должно быть еще интересней?
Женька не стала разочаровывать издателя и согласилась длить рукопись, насколько сможет. Монро был доволен и даже отсчитал ей процент с продажи, хотя договор с ним она не заключала. Фехтовальщица купила на эти деньги бумагу, чернила и перья, чтобы возобновить свои «Записки», однако подобные планы очень не понравилось Кристиану, — он увидел в ее будущем занятии намек на разницу в их положении.
— Прекрати это, — сказал он, когда они вернулись на квартиру. — Я и так знаю, что низок для тебя.
Говоря о низости, Тулузец подразумевал свое крестьянское происхождение и, хотя находился на довольно престижном месте в иерархии криминального сообщества, понимал, что выбрал себе подругу гораздо выше себя. Этому пониманию не мешало даже то, что она была младше, ела с ним из одной миски, ходила по нужде на одно ведро и тоже умела обращаться с оружием. Женька думала наоборот, считая, что ниже, чем она теперь, никто уже быть не может. Тем не менее, Тулузец стоял на своем, — он решительно выбросил ее «Записки» в очаг и повел девушку к Герцогу смотреть, как он играет в карты.
Фехтовальщица не обиделась, — «Записки» в свете последних ее настроений скорее смахивали на завещание, чем на историю странствий, поэтому она о них не пожалела и, привалившись к плечу Кристиана, молча смотрела, как мелькают перед глазами черно — красные масти.
«Шервудский лес» в Париже
Положение фехтовальщицы в воровском герцогстве было неоднозначным. Хотя ее поддерживал Герцог и его свита, существовали и враги — в первую очередь, Жакерия и Веселый Жан. Жакерия давно и люто ненавидел зарвавшуюся аристократию за спесь, жестокость и неправедно нажитое богатство. Женька отчасти была с ним согласна и даже иногда поддерживала его кипящее кровавой местью возмущение, однако ее усилиям привести эти отношения хотя бы к нейтральным, очень мешал Веселый Жан. Он постоянно указывал Жакерии на ее дворянское происхождение и разжигал застарелую ненависть бывшего крестьянина до предела. Тот, в свою очередь, подначивал других и если бы не покровительство Герцога и его людей, головушка маркизы де Шале давно бы была водружена на кол, который пустовал с тех пор, как там сгнила голова какой-то несчастной аристократки, чье обезглавленное тело обнаружили по осени в уличной грязи. Жакерия не скрывал, что это дело его рук, показывал всем свой наточенный секач и сумрачно поглядывал на фехтовальщицу.
Веселый Жан, бандит с кривым, «смеющимся» от глубокого шрама, лицом, в отличие от своего «идейного» дружка, являл собой тип совершеннейшего отморозка, у которого тяжелая жизнь в подмастерьях, а потом и в солдатах, развязала все его дремучие инстинкты. Он был туповат, ленив, жесток и, как следствие, любил куражиться над всеми теми, кто был слабее его, подпитывая за счет их унижений свою хилую значимость. Такому, как он, ее просто больше нечем было подпитать. Ум, рано загубленный дешевым пивом и монотонной скотской жизнью, работал плохо. Тем не менее, он откровенно стремился к власти, чтобы тех, за счет кого можно было раздуть свою значимость, стало еще больше.
Однажды Кристиан, Проспер и Женька, прогуливаясь по вечерним улицам, наткнулись на тело мертвой измученной девушки. Раны на груди и ногах, открытых в рваном подоле платья кровоточили и носили следы прижиганий.
— Изабель из «Красного чулка», — признал девушку Проспер. — Ее вчера Веселый Жан на ночь брал.
— Опять веселился, подлюка! — стиснул зубы Кристиан. — Зарежу!
— Погоди, не спеши, наших еще мало, сам ведь знаешь. Веселый все здешнее дерьмо под себя собрал.
— То-то и оно! Пора уже показать, кто здесь хозяин!
— Покажем еще. Герцог, по всему видать, удумал что-то.
— Ладно, надо Трюху кликнуть. Пусть уберут девчонку.
К числу этих двух открытых недругов фехтовальщицы присоединился и Рони, поединок с которым начался еще в «Привале странников». Прямо делать какие-то мерзости подружке Тулузца он побаивался, но студеный взгляд его ясно говорил о том, что он ждет только удобного случая.
Вскоре в воровской кассе стало мало денег, и в ближайшее время намечался налет на один из загородных особняков. Дело было серьезным, поэтому фамилию хозяев и день налета до последнего держали в секрете. Женька знала только, что на выбор особняка повлияла его удаленность от других загородных вилл и сведения о тайнике с драгоценностями, который там находился. Жослен Копень уже неделю крутил «любовь» с женой тамошнего повара. Ему удалось выяснить предполагаемое место тайника, узнать расположение комнат и количество людей в доме. Зимой хозяева за городом не жили, поэтому обслуга виллы была значительно меньше, чем в столичных домах. Это было на руку будущим налетчикам.
Группа для налета требовалась большая, и Герцог предложил Веселому Жану объединить усилия. Тот с подозрением глянул, задумчиво почесал нос, но согласился при условии, что старшим будет он. Герцог принял это условие и дал ему Проспера, Кристиана, Копня и фехтовальщицу.
— На что нам баба? — насупился Веселый Жан.
— Будет добро собирать, ей давно пора делом заняться.
Потом Герцог оставил девушку для отдельного разговора и сказал:
— Если случится так, что Веселый Жан не вернется с налета, награжу.
— Почему ты не поручишь это Тулузцу?
— Его и Художника Веселый Жан знает и остерегается, а на тебя он не подумает. О том, что ты ножичком владеешь, я знаю. Согласна или как?
— Согласна, но тогда я хочу носить мужской костюм и шпагу.
— Не бабское это.
— А то, что ты мне поручил, бабское?
Герцог поскреб щетинистую щеку, махнул рукой и кивнул.
— Иди к Пикару, он все даст. Скажешь, что я разрешил.
Задание Герцога фехтовальщицу не смутило. Как и в истории с графом д, Ольсино, она искренне полагала, что таким, как Веселый Жан, не место даже во Дворе Чудес. Деньги, которые пообещал Герцог, тоже были ей нужны. О себе она больше не думала, считая свою жизнь совершенно загубленной, но ей хотелось помочь семье Дервиля, прачечной, Форгерону и Шарлотте. Именно эти планы давали возможность хоть как-то еще жить и дышать в том зловонии, в котором она оказалась.
Кристиан, увидев свою подругу в мужской одежде, был не слишком доволен.
— Так будет легче драться, если меня узнает полиция, — назвала одну из причин своего переодевания девушка.
— Зачем тебе драться? У тебя есть защитник.
— А если тебя убьют?
— Другой найдется.
— Другого не будет.
Женька сказала эти слова с такой уверенностью, что Тулузец не решился сломать тот хрупкий замок любви, который он так трудно строил, и который она своей последней фразой невольно укрепила. Он помолчал, потом махнул рукой и больше в выбор ее одежды не вмешивался. Почувствовав поддержку, девушка рассказала ему о Форгероне, своих планах относительно его изобретения, и вместе с Кристианом отправилась к кузнецу.