— Не стоит дразнить всяких проходимцев, госпожа, а то бывают такие случаи, что…
Договорить помешал какой-то грохот в трапезной.
— О, пресвятые угодники! Опять! — воскликнула девушка.
— Что?
— Ничего-ничего, сударыня, поезжайте! Это, верно, господину де Барту не дали дойти до двери! Проклятые студенты! Сейчас опять все скамьи переломает! Надо быстрее искать господина де Ларме! Только он может успокоить этого бешеного медведя!
Шарлотта побежала в трапезную, а Женька поехала к тетке. Следуя совету дочери Бушьера, она повернула перстень камнем вниз, и горячий свет его потух, точно чей-то красный глаз, следящий за ней, закрылся. Так ли это было на самом деле, фехтовальщица знать не могла.
Разведка боем
Поездка в носилках по вечернему Парижу оставляла странное чувство. Мягко покачивались над землей, они перемещались почти беззвучно, — дорога была немощеной и каблуки носильщиков по ней не стучали. От этого Женьке казалось, что ее несет чья-то большая ладонь, которая могла, как поддержать, так и смять ее одним движением.
Сумерки сгущались. Из скрытых углов, кривых переулков и нор на вечерние улицы начала просачиваться незримая, но мощная сила темных человеческих устремлений. В случайных криках стало слышаться другое опьянение, в присвистах — не шутка, а угроза, в песнях — не гулянка, а разгул. Остро запахло гнилой рыбой и рекой.
— Где мы? — попыталась посмотреть за шторку фехтовальщица.
— На Малом мосту, — ответил носильщик сзади. — Не выглядывайте и сидите тихо, госпожа, — попросил он. — Наподдадим-ка, ребята! Эх, погубит нас жадоба!
— Держи их! Держи-и! — крикнула вслед какая-то женщина, и над рекой прокатилось грозное эхо ее гортанного голоса.
Носильщики миновали мост, вынесли носилки в Сите и остановились.
— Выходите, госпожа.
Женька вышла, огляделась. Впереди высилось что-то огромное.
— Это что?
— Собор Богоматери.
— А дом судьи?
— Видите шпиль колокольни? Это и есть приход Сен-Ландри. Мы согласились довезти вас только до квартала. Разве господин Бушьер не сказал вам? В переулки мы не сунемся. Платите!
Женька возмутилась, но четыре парня стояли на своем. Раздраженные сопротивлением, они совершенно обнаглели, отобрали пистоль и, толкнув девушку на груду гнилья, скрылись в багровых тенях.
Фехтовальщица собрала рассыпанные в горячке борьбы монеты, взяла баул и направилась в сторону шпиля, на который указали ей носильщики.
Переулок был пустынен и совсем не освещен, поэтому девушка шла, касаясь рукой стен домов и стараясь не думать о том, что может ждать ее впереди. Вдруг один из зловонных углов ожил, чья-то цепкая рука вырвала из рук баул, а другая стала затаскивать в какую-то щель. Женька двинула локтем в косматое лицо и, вырвавшись, толкнулась в ближайшую дверь. На ее счастье дверь оказалась открытой, но, испугавшись ее самое, завизжала и уронила ночник пухленькая девушка в накрахмаленном чепчике. На крик прибежали люди. Коридор осветили свечами.
В халате и ночном колпаке вперед вышел прямой, зрелых лет, мужчина.
— Вы кто? — спросил он фехтовальщицу.
— Я… я ищу дом судьи де Ренара.
— Я судья, но на дому я не принимаю.
— Я не по делу, — обрадовалась удачному стечению обстоятельств фехтовальщица, — я ваша племянница! Меня зовут Жанна де Бежар.
Судья скептически приподнял брови и посмотрел на стоявшую за ним бесцветную тихую женщину в скромном платье.
— Что скажете, Полина?
— Да, наверное, это Жанна, дочь Манон, — не совсем уверенно сказала женщина.
— У вас есть какие-нибудь документы, девушка, рекомендательное письмо? — холодно спросил судья.
— Есть, то есть, были. На меня напали и отняли баул.
— Тогда идите и верните его.
— Что?
— А вы, что же, предполагали воспользоваться наступающей ночью и остаться в этом доме? Надо сказать, что это очень умно, сударыня!
— Но я не чужая вам, вы носите фамилию моего деда?
— Если вы действительно племянница, не дерзите!
— Господин де Ренар, — мягко тронула мужа за рукав супруга.
— Оставьте, Полина! Она, может быть, еще и беременна! А, девушка? В лучшем случае, от учителя музыки! Каролина, почему вы сегодня не вовремя закрыли черную дверь? Опять воровали мятные пастилки на кухне? Бреви, распорядитесь, чтобы отсюда вывели эту девицу! Вон, вон, сударыня!
— Вы меня выгоняете? — не могла поверить фехтовальщица.
— Именно!
— Вы не верите, что я Жанна де Бежар?
— Отчего же? В это я как раз верю! Вы Жанна де Бежар, стоит только взглянуть на это заляпанное платье, распущенные волосы и грязные руки!
— Я не виновата, что у вас помойка на улице! — вскинула подбородок девушка.
— О-о! А это что?! — судья брезгливо указал на след от укуса Дворцового Насмешника. — Вон отсюда! Бреви! Каролина!
Молчаливый слуга в черном взял Женьку за руку, но она оттолкнула его.
— Пошел прочь! Я сама уйду!
— Жанна!.. Господин де Ренар! — заметалась тетушка, но фехтовальщица уже зло толкнула дверь ногой и снова шагнула в смрадные сумерки.
Вслед тяжело лязгнул засов. На темной улице было тихо, но тишина эта не располагала к умиротворению. Солнце ушло за горизонт, и ночная сторона Земли осталась предоставленной сама себе.
Как только глаза привыкли к темноте, Женька пошла назад к мосту. По пути она пыталась стучаться в какие-то двери, но ей никто не открывал. Видимо, горожане лучше ее знали, насколько опасен тот дух, который они могли пустить в дом с ночной улицы.
У выхода на Малый мост фехтовальщица остановилась. В его черном пролете реяли чьи-то темные фигуры, и она не знала, найдет ли в себе смелость, чтобы его пересечь. Вдруг кто-то тронул ее снизу за юбку. Женька вздрогнула всем телом и обернулась. Перед ней стояло какое-то горбатое существо, то ли карлик, то ли подросток, и улыбалось щербатым ртом.
— Чего бродишь? — спросило существо сиплым голосом.
— Мне нужно в «Парнас». Проводи.
— Дашь пощупать, провожу.
— Что… пощупать?
— Не дашь, что ль?
— …Я дам денег.
— Э-э, деньги мы и так заберем.
Карлик свистнул в темноту, но ему помешали. К мосту, сопровождаемый охраной на лошадях, выехал роскошный экипаж.
— Табуретка, тикай! — крикнули с крыши, и странный горбун исчез так же неожиданно, как и появился.
Возле Женьки экипаж остановился. Из глубины салона, подсвеченного свечой в маленьком канделябре, на нее взглянул упитанного вида дворянин в расшитом золотом камзоле и изящной малиновой полумаске на сытом лице.
— Сколько? — спросил вельможа.
— Что «сколько»?
— Сколько стоишь?
— Я… вы не поняли. Мне нужно в «Парнас», сударь.
— В «Парнас»? Ты там работаешь?
— Я там… там у меня комната… Я приехала.
— А, приехала? Ну, садись. Жером, помоги девушке.
С запяток соскочил лакей и помог Женьке сесть в экипаж. Вельможа дал знак к отправлению и повернулся к фехтовальщице.
— Откуда ты? — спросил он.
— Из Беарна.
— Протестантка?
— Была раньше. Я поменяла веру.
— Это хорошо. Мне не нравятся протестантки.
— Почему?
— Плохо одеты и слишком занудны. Все твердят о каких-то духовных ценностях и заветах, как правило, ветхих. «Я вас люблю» им нельзя сказать в шутку.
— А разве это говорят в шутку?
— Это всегда говорят в шутку.
Вельможа достал откуда-то сбоку бутылку вина и протянул фехтовальщице.
— Хочешь?
— Нет.
— А я выпью.
Он отхлебнул пару глотков, потом придвинулся ближе и тронул девушку за коленку. Хищно сверкнул продолговатый камень изумруда в перстне на мясистом пальце.
— Что? — насторожилась фехтовальщица.
— Ты не желаешь отблагодарить меня за помощь?
— А нужно отблагодарить?
— А как же? Принц, спасающий бедную девушку на опасной улице. Разве я не воплощение твоей мечты?