Вместе с обедом маркизе де Шале принесли свежее белье, черное бархатное платье, обувь и несколько десятков дорогих салфеток.
— В Бастилии изменились порядки? — усмехнулась фехтовальщица.
— Нет, это распоряжение короля.
Девочка для услужения, а это опять была Дениза, помогла девушке переодеться. Она была очень рада видеть маркизу де Шале, насколько можно было вообще радоваться этому в подобном месте.
Милость короля выглядела подозрительно. «Либо он опять хочет сделать меня наемной убийцей, либо… уже ничего не хочет» — решила девушка. Целый день ее никто не беспокоил, кроме лекаря, наблюдающего за раной. «А, может быть, это из-за ребенка? — продолжала думать она. — Генрих ведь мог сказать королю, что я беременна».
Милости, тем не менее, продолжались — на ночь фехтовальщице позволили оставить Денизу, и они спали вместе, чтобы было теплее. Ночью девушку тревожила рана, и девочка подавала пить. Под утро Женька кое-как заснула, но и этот, спасающий от боли, сон был вдруг неожиданно прерван, — кто-то осторожно взял ее за руку и сказал:
— Жанна, проснись, у нас мало времени, Домбре дал только час.
Женька думала, что ей показалось, но с трудом разлепив веки, увидела перед собой фаворита короля, который сидел на краю ее кровати. Денизы рядом не было. Когда фехтовальщица поняла, что это не сон, она пробормотала:
— Зачем? — и отвернула голову к стене.
— Ты не хочешь меня видеть? — спросил Генрих.
— Я не хочу видеть себя… Как ты пришел? Тебя пустил ко мне король?
— Король не знает, что я здесь, я заплатил коменданту.
— Как ты узнал?
— Мальчишка сказал.
— Какой мальчишка?
— Не помню, как зовут. Он пробрался в мой дом, рассказал, что была облава и ты в тюрьме.
— А, это Жан-Жак.
— Я велел дать ему поесть, а потом отвез к Клементине.
— К Клементине?
— Он не знал, куда идти. Клементина хочет заняться его судьбой.
— Да, судьбой.
— А ты?
— Что «я»?
— Ты была у бандитов?
— Была.
— Посмотри на меня. Почему ты на меня не смотришь?
— Не могу.
— Ты меня больше не любишь?
— …Люблю…
— Что тогда случилось? Ты опять что-нибудь натворила?
— Да.
— Что?
— … Я тебе изменила.
Рука Генриха, сжимающая пальцы фехтовальщицы, слегка дрогнула, но не отпустила.
— Изменила… — повторил де Шале. — С кем же?
— Марени нашел меня в прачечной… Я бежала, наткнулась на Робена… помнишь, тот поножовщик из «Тихой заводи»? Они с Проспером спрятали меня в «Красном чулке»… Там пришел один гвардеец.
— Гвардеец, — снова как-то отстраненно повторил Генрих.
— Да, он раньше занимался у де Санда.
— Как его имя?
— Это неважно… Он пришел неожиданно… я обрадовалась… мы просто разговаривали, потом он прикрыл меня во время полицейского обхода и… не знаю, как это получилось…
— Черт, я так и думал! Это все де Санд и его наглые выкормыши!
— Не кричи… Причем здесь де Санд? Я, наверное, рано вышла замуж, Генрих… Прости и, если хочешь, можешь убить меня, — наконец осмелилась повернуть к мужу свое измученное лицо фехтовальщица.
— … Убить?.. Чем? У меня нет оружия.
— Почему?
— Как почему? Сдал коменданту.
— Тогда уходи, король сам сделает за тебя эту грязную работу.
— Значит, ты так решила от меня отделаться? Только посмей оставить меня здесь одного, только посмей!
— Генрих…
— Помолчи! Твой рот последнее время изрекает одни глупости! Я уже говорил с Серсо, он готов взяться за твое дело и защищать тебя.
— Генрих…
В носу фехтовальщицы защипало, а глаза повлажнели, словно ледяная корочка, покрывавшая так долго ее душу, начала таять.
— Дай мне воды, — попросила Женька.
Де Шале подал бокал, из которого она пила ночью, и помог фехтовальщице приподняться. Она стала пить, а он, присев рядом, сначала молча смотрел на ее опущенные вниз ресницы, потом придвинулся ближе, обнял и начал целовать эти полуприкрытые веки, похудевшие щеки и влажные от воды, губы… Бокал скатился на пол… Таяние снегов, неминуемое при возвращении тепла, стало необратимым… Фехтовальщице было больно в раненом плече, но она не отталкивала Генриха, вернувшись в его объятия, словно домой. Они восстанавливали в ней прежнюю ясность понятий, которых не было в том горячем чувственном джакузи, где она чуть не утонула.
Вернув свои права супруга, маркиз спросил:
— Скажи, а ты… а наш ребенок… ты все еще беременна?
— Да.
Фаворит короля облегченно выдохнул и снова обнял фехтовальщицу.
— Хорошо… это хорошо… Ребенок спасет нас. Я думаю, что у нас будет шанс выиграть дело, а пока я постараюсь поговорить с королем и выбить у него право встречаться с тобой хотя бы час в день.
Вязкое дело
После свидания с мужем фехтовальщица обрела некоторую устойчивость, и под ногами стала нащупываться еще непрочная, но почва. Приход адвоката воодушевил ее еще больше. Несмотря на то, что уже вышли «Записки» и Серсо вместе со всей читающей публикой был в курсе основных событий жизни фехтовальщицы, он беседовал с девушкой более трех часов и тщательно записывал некоторые, особенно важные, фрагменты их разговора. Серсо был настроен оптимистично, хотя открывшаяся история налета на дом де Рошалей не шла Женьке на пользу.
— У некой знахарки Сивиллы нашли голову Маргариты де Рошаль, — рассказал адвокат. — Сивилла показала на бандита по кличке Жакерия, но он сумел сбежать во время облавы. Стали допрашивать поножовщика Кристиана Реньяра по кличке Тулузец, что квартировал у Сивиллы вместе с вами. Он сознался в том, что участвовал в налете. Потом допросили Рони Лукре, который разыскивался по делу Гонзалес, и Жослена по кличке Копень. Они тоже сознались.
— Их… пытали?
— С подобной публикой не церемонятся.
— Кристиана повесят?
— Да, тут и думать нечего. На нем, кроме дома де Рошаль, смерть откупщика Перрана и еще много чего есть, хватит не на одно повешение.
— Он признался в убийстве Перрана?
— Он во многом признался.
— А в том, что его пытались нанять меня убить?
— Кто?
— Сестра Генриха Элоиза и Виолетта де Флер.
— Нет, об этом я не слышал, но если даже это и так, то я не советую вам затрагивать это несостоявшееся деяние.
— Почему?
— Названные дамы, наверняка, будут все отрицать. Преступления, как такового, не случилось, договаривались они с Тулузцем, скорей всего, без свидетелей. Их никто не возьмется арестовывать и допрашивать. Это весьма звучные имена в Париже для того, чтобы пачкать их в таком умысле.
— Но Кристиан…
— Ваш поножовщик ничем вам не поможет. Ему просто не дадут дожить до суда.
— Но Кристиану нужно свидетельствовать по налету.
— Свидетелей по делу о налете и без него достаточно. Рони Лукре показал на вас. Его слова подтвердил епископ Реймский.
— Епископ не умер?
— Не умер. Ему повезло. Он лишился чувств, когда отсекли голову госпоже де Рошаль.
— Хм, его брат был покрепче, — усмехнулась фехтовальщица. — А Габриэль? Девочка? Она жива?
— Жива. Она спряталась в конюшне.
Женька с облегчением вздохнула.
— Да, я участвовала в налете на дом де Рошалей, сударь, — сказала она, — но я убила только Веселого Жана. Он набросился на Габриэль, чуть не придушил ее.
— Расскажите об этом подробнее, но начните с того, как вы оказались у Герцога.
Фехтовальщица рассказала, как бежала из прачечной, как попала к бандитам и каким образом вошла в число участников налета.
— Да-а, дело вязкое, сударыня, — покачал головой Серсо. — Потрудиться придется. А что у вас там за история с Жозефиной де Лиль? Марени настаивает на вашей причастности к заговору де Монжа. Ваш муж рассказал мне, что вы помогали некому человеку спасти честь его брата, а после этот человек организовал нападение на полицейский экипаж.
— Да, так и было.
— В таком случае вам лучше будет назвать людей, которые замешаны в этом деле.