— Господин де Белар — особенный человек, сударыня. По-моему, он даже слишком хорош для нашего распущенного мира.
Женька понимала и другое, — королевский солдат спас ее не только от боли в пыточной.
— Помогите де Белару, ваше величество, а я… я назову вам имена помощников де Монжа. Это очень важные имена, государь!
— Хотите п-продать мне их жизнь за жизнь моего мушкетера?
— Да.
— Это бессмысленно.
— Почему?
— П-потому что, во-первых, я и так могу узнать у вас эти имена в пыточной, а во-вторых, я уже знаю их.
— Знаете? Откуда?
— Из дневника Жозефины де Лиль. Мне п-продал его герцог Вандом. Сейчас он находится в своем загородном поместье, откуда я запретил ему выезжать до моего приказа. Мой брат Гастон сидит под домашним арестом, Конде под наблюдением, остальные, более мелкие сошки, четвертованы.
— … Четвертованы?
— Да, без лишнего шума, по-домашнему, чтобы в очередной раз не выносить сор из избы. Теперь скажите, откуда вам известны эти имена?
— Из того же дневника… Это я продала его Вандому. Мне нужны были деньги, чтобы платить за фехтование…
— Ну, вот вы и заплатили. Кто вам дал этот дневник?
— Никто. Я взяла его у господина де Белара. Он нашел эту тетрадь в доме Жозефины.
— Взяли? Т-то есть, украли?
— Да.
— Над этим всем можно было бы хорошо п — посмеяться, сударыня, если бы не было так г-грустно. Вы не находите?
— … Моя судьба уже тоже решена, ваше величество? — опустила голову фехтовальщица.
— Де Неверы, епископ Реймса и общественность Парижа продолжают требовать смертного приговора.
— Они и раньше требовали.
— Да, но вы опрометчиво написали в ваших «Записках» о моей помощи, которую я предлагал вам в Бастилии. Де Невер теперь настаивает в случае вашей казни на предъявлении тела. К сожалению, многие знают вас в лицо. Вы все испортили, сударыня, а могли бы согласиться уничтожить п-парочку моих врагов в Ла-Рошели и жить сейчас безбедно. Вместо этого вы убиваете какого-то убогого бандита по приказу другого такого же бандита… Это ли не г-глупость?
— Веселый Жан был мерзким, как и д’Ольсино. Я не могла иначе!
— Да, но теперь иначе не могу я. П-процесс начнется в понедельник.
— Он будет открытым?
— Сделать его закрытым уже невозможно. Нужно отдать вам должное — ваши «Записки фехтовальщицы» написаны весьма бойко. Требуют сделать процесс открытым и де Неверы.
— Я не хотела вас задеть, ваше величество.
— К сожалению, вы задели не меня, а королевское п-правосудие. Вы указали на то, что им возможно манипулировать.
— Разве это не так?
— Так. Но теперь, чтобы доказать обратное, я не смогу п-помочь господину де Белару, сударыня.
В вышедших «Записках» действительно было много того, что могло повредить фехтовальщице на процессе, как тот бумеранг, который она, не глядя запустила. Он сразил цель, но теперь неминуемо возвращался к ней самой. Все зависело сейчас только от того, насколько она будет ловкой и сумеет уклониться или поймать его.
В надежде спасти де Белара Женька обратилась к Серсо, но он только пожал плечами.
— Господин де Шале нанял меня защищать вас, а не господина де Белара, впрочем, поговорите с ним сами.
Женька поговорила, но, как и предполагала, де Шале только разозлился.
— Ты еще попроси о том бандите, с которым жила на нашей столичной помойке! Знать не хочу ни о каком де Беларе! Надеюсь, что с его казнью мешкать не будут!
— Ты жестокий!
— А ты?
— Но он спас меня!
— Ты, наверное, была влюблена в него? Ты влюблена в него и сейчас!
— Если король не спасет де Белара, — твердо сказала Женька, — я расскажу о том, что меня заставляли сделать в Ла-Рошели!
— А что тебя заставляли сделать?
— Король хотел, чтобы я прикончила двух протестантских пасторов!
— Ну, так что? Вот удивила! Надо было и прикончить! С того дня, как король приказал де Витри убить маршала д’Анкра, он сам только и делает, что занимается этим! А тебе он еще деньги обещал! Де Витри и то так не баловали! Мы бы уже давно уехали отсюда!
— Король и после не дал бы мне спокойной жизни, Генрих! И как это… прикончить?
— Это ты не знаешь, как прикончить?
— Ты не понимаешь! Настоящая ненависть, как и настоящая любовь, не продается!
Тем не менее, говорить об этом тайном поручении короля на суде Генрих запретил.
— Достаточно того, что ты написала о его чертовом предложении! Прошу тебя, помолчи теперь о подробностях! Ты не можешь знать, чем может ответить тебе король!
Серсо тоже советовал не горячиться и держать эту карту под сукном. В целом он считал, что шансы на успех есть.
— Ваши действия во многом были незаконны, но побуждения благородны, — сказал он. — Это нравится широкой публике, на чем мы, собственно, и сыграем. По делу Маргариты де Рошаль у вас вполне приличное положение. Из жертв этого дома, судя по протоколам допроса, на вашей совести никого нет.
— А те солдаты в Бастилии? Ренуар и Жанкер?
— Это жертвы вашего отчаяния.
— А побег? А сопротивление Марени?
— Следствие вашего положения. Какой заключенный не хочет бежать и не оказывает сопротивления полиции?
— А Марени не свяжет меня с бывшим заговором де Монжа?
— Не думаю. Король отрицательно относится к этой идее.
— Он не верит Марени?
— Скорей всего он не хочет ворошить дело, где в разной степени замешаны его родственники. Заговор раскрыт, виновные понесли наказание. Король не желает к этому возвращаться, и это нам на руку. А случай с де Жуа на общем фоне остальных ваших неправомерных деяний вообще пустяковое дело! Откупимся! Что касается дела Жозефины, то в нем ведущая роль была не у вас.
Доводы Серсо были не лишены смысла, но Женька не могла радоваться. Перед глазами продолжало стоять худощавое лицо де Белара.
От Генриха Женька узнала, что о ней хлопотал де Санд.
— Он был на приеме у короля и предлагал тайно увезти тебя из Франции.
— Король отказал?
— Отказал. А ты бы согласилась?
— А ты?
— Я лучше провожу тебя на эшафот!
— Ты сумасшедший!
— Как и ты.
Де Шале сжал фехтовальщицу в объятиях, и оба на время замерли. Действительно, только сумасшедшие могли верить, что переиграют судебную машину короля, и он позволит своему фавориту уехать с любимой женой жить счастливо на Луару, если вообще после всего, что случилось, можно было жить счастливо.
Тем не менее, на процесс фехтовальщица явилась собранной. Ее не испугала, а даже порадовала многочисленная публика в зале. Молчаливый ряд судей казался не карающей десницей, а всего лишь шеренгой черных рыцарей, которых нужно было разбить любой ценой. Среди них должен был находиться и господин де Ренар, но, как родственник обвиняемой, он был отстранен от процесса.
С одной стороны зала за столом сидел Катрен, представляющий обвинение, а с другой находился за таким же столом Серсо. На балконе справа возвышался парадный стул короля. На балконе слева сгрудились студенты и памфлетисты. Среди публики в зале мелькнули знакомые лица: де Санд, Клементина, Валери, Виолетта, Элоиза, принц Конде, Бушьер, Клеман и, конечно, фехтовальщики, когорту которых возглавлял, возбужденный предстоящей схваткой, де Зенкур.
На балконе появился король. Все поприветствовали его вставанием. Подсудимую провели на приготовленное место, и в зале стало тихо.
Последний поединок
Как и предполагал Серсо, дело де Жуа было вновь открыто. Сам де Жуа, которому некогда прижгли кончик языка, на суд пришел, но не выступал, поскольку любая беседа теперь давалась ему с трудом. От его имени иск предъявлял де Брюс. Он утверждал, что его приятель не имел намерения отрезать девушке мочку уха, и все это было не более, чем шуткой, придуманной маркизом де Шале. Генриху, как лицу заинтересованному, в свидетельствовании отказали.
Далее Катрен вызвал Шарлотту и спросил:
— Вы видели, как граф де Жуа пытался склонить госпожу де Бежар к любовной близости?