— Нет, господин, но граф просил меня устроить с ней встречу. Госпожа де Бежар отказалась с ним встретиться.
— Вы видели, как госпожа де Бежар, маркиза де Шале отсекла графу мочку уха?
— Видела, господин. Госпожа позвала меня наверх. На ней была порвана одежда. Она хотела, чтобы я помогла выбросить графа в окно, но потом почему-то сделала это.
— Что?
— Повредила ему ухо.
— А вы не слышали, как господа под окном номера госпожи де Шале угрожали ей? — спросил Серсо.
— Да, господин. Они ждали, когда граф покалечит госпожу де Бежар.
— Нам сказали, что это была всего лишь шутка, а попытки насилия никто не видел, — возразил Катрен.
— Не знаю, господин. Может быть и шутка, — опустила глаза Шарлотта.
Казалось, что факт предумышленного насилия будет сведен на нет, но Серсо вызвал еще одного свидетеля. Это был Жан-Жак, которого Женька сначала даже не узнала в прилично одетом и причесанном мальчике. Однако, как только он заговорил, все встало на свои места.
— Да, я все видал! — уверенно и громко сказал Жан-Жак. — Этот господин залез в окно, глаза выпучил и давай за госпожой, ровно пес, бегать! Потом как свалит ее на пол и ну по ней ручищами елозить! А она возьми и тресь его по башке! Так потешно было! Мы с Люлькой думали даже, что помер он!
Публика оживилась, раздались смешки, и Жан-Жака увели. Серсо тут же подхватил его яркие показания и указал на то, что девушка защищала свою честь, и это значительно смягчает ее вину.
— Защита своей чести была превышена маркизой де Шале, — сказал председатель суда. — Она не имела повода подвергать опасности жизнь господина де Жуа и портить ему внешность.
— Да, с ухом я погорячилась, — согласилась Женька. — Нужно было взять гораздо ниже.
Публика засмеялась. Усмехнулся даже король. Суд назначил выплату денежной компенсации, на что фехтовальщица пожала плечами и переглянулась с Серсо. Оба понимали, что это только пристрелка, — впереди было дело д’Ольсино, побег из Бастилии и налет на дом де Рошалей. Однако прежде судьи поставили к обсуждению дело Жозефины. Здесь у фехтовальщицы была двоякая роль, так как дело состояло из двух частей — проникновения в чужое жилище и нападения на полицейский экипаж. В первой части девушку судили, как сообщницу де Белара, а во второй она выступала в роли свидетельницы. Показания де Белара с его слов зачитывал Катрен.
— Господин де Белар не может присутствовать на процессе, он болен, — сказал комиссар.
Женька поняла, в чем дело, и хмуро глянула в сторону балкона короля. В зале тоже зашумели, а с дальних рядов раздались выкрики:
— Звери! Палачи! Самих на дыбу!
Туда немедленно направились стражники. Крики стали тише.
— Господин де Белар утверждает, что вынужден был взять с собой госпожу де Бежар де Шале, потому что ему был нужен помощник, чтобы проникнуть в чужой дом и уничтожить письма брата. Вы согласны с показаниями господина де Белара, сударыня? — спросил Катрен.
— Не согласна. Господин де Белар справился бы и без меня. Я решила пойти с ним сама после того, как подслушала его разговор с герцогиней де Шальон.
— Герцогиня де Шальон тоже была заинтересована в этом деле?
— Да. Герцогиня боялась, что Жозефина очернит ее в своем дневнике за отказ в помощи. Она просила господина де Белара найти дневник. Я тоже решила достать эти бумаги.
— Зачем?
— Чтобы потом продать его. У меня не было денег, и скоро должен был кончиться срок договора с его величеством.
— Какого договора?
— Его величество сделал мне одно важное предложение и пообещал в случае моего согласия закрыть дело де Жуа.
Катрен замешкался и глянул на балкон короля. Серсо моментально сориентировался и перехватил игру в свои руки.
— Вы хотите сказать, сударыня, что из-за договора с его величеством вас и не арестовали? — спросил он.
— Да.
— И, если бы вы согласились на предложение его величества, приказ о вашем аресте по делу де Жуа мог бы никогда не появиться?
— Да.
— А какое предложение вы получили от его величества, сударыня?
Среди судей возникла некоторая паника, а публика стала оборачиваться на королевский балкон и перешептываться. Председатель суда постучал молоточком и сказал:
— Господин Серсо, этот вопрос не относится к делу. Мы отклоняем его.
Шум в зале усилился.
— Пусть говорит! Правду! Правду!
Серсо поднял руку, призывая к тишине и, когда она установилась, обратился к председателю:
— Если вы отклоните вопрос, ваша честь, благородное общество может решить, что предложение, сделанное маркизе де Шале, было весьма неприличного свойства. Это может бросить тень на безупречную репутацию его величества.
Председатель замялся, посмотрел в сторону балкона и, видимо, получив какой-то знак, кивнул.
— Хорошо, вопрос остается в силе. Отвечайте, сударыня.
— Его величество предложил мне стать наемной убийцей на службе государства.
В зале стало тихо.
— У вас есть свидетели, которые могут подтвердить, что такое предложение имело место? — кашлянув, спросил председатель.
— Со мной разговаривал кардинал де Ришелье. Это была его идея, а свидетели… Какие же могут быть свидетели у такого предложения? Позже его величество предложил мне уничтожить двух протестантских пасторов в Ла-Рошели. За это меня обещали выпустить из Бастилии и заплатить сто тысяч пистолей.
В тишине зала что-то грозно забродило. Председатель снова стукнул молоточком и сказал:
— Как я уже говорил, это не относится к разбираемому делу, тем более, что госпоже де Бежар ничего крамольного не предложили. Служба на благо короля и государства почетна и ответственна, каких бы поручений она не касалась. Уничтожение врага приемлемо не только на поле боя. Продолжайте, господин Катрен! У вас есть еще вопросы к обвиняемой?
Но продолжить не удалось, шум в зале усилился, раздались выкрики: «Долой Ришелье! Убийцы! Позор! Долой грязный шпионаж!». Вряд ли публику удивило существование подобной службы в государстве. Семнадцатилетний король пять лет назад сам поощрил убийство своего главного врага — маршала д’Анкра, о котором говорил де Шале, но новая власть настойчиво хотела рядиться в благородные ризы справедливости и благочестия, поэтому такого рода деяния уже не имели права пачкать ее белые одежды.
Крики и шум не прекращались. Вмешалась стража. Началась потасовка, и заседание суда было перенесено на следующий день.
Серсо был доволен.
— Неплохо, сударыня, только предупреждайте заранее о том, чего я не знаю. Вы очень рисковали с признанием о дневнике. Не один Катрен, однако, переполошился.
— Да, я не могла, я не сдержалась.
— А что стало с этим дневником? Вы его продали кому-то?
— Герцогу Вандому. Король уже знает об этом.
— А, ну и прекрасно! Теперь о нем не спросят даже у де Белара.
Генрих, в отличие от адвоката, сильно нервничал.
— Не надо было говорить об этом предложении короля, Жанна!
— Меня спросили, я принесла присягу.
— Только не смотри на меня такими честными глазами! Ты сделала это нарочно!
— Да! Король позволил пытать де Белара! Хотя бы от этого он мог бы его спасти?
— Ты забываешь, где ты, а где он! И какой, к черту, де Белар, когда тебе надо думать сейчас только о нас!
— Все равно я не перейду в защиту!
Однако воинственное настроение фехтовальщицы чуть не уничтожил второй день слушаний по делу Жозефины. Речь шла о нападении на полицейский экипаж. Обвинение было предъявлено де Белару, как организатору нападения. На этот раз он давал показания сам. Его ввели в зал, держа под руки двое солдат, и в груди девушки похолодело.
В деле о нападении она выступала, как свидетельница, но еле могла отвечать на вопросы, глядя на Кристофа, который, казалось, вот-вот упадет от боли. Когда же объявили приговор, Женьке захотелось, чтобы ее снова кто-нибудь немедленно убил. Всех троих участников — де Белара, де Ларме и де Барту приговорили к смертной казни. Двое последних получили такой приговор заочно и были объявлены в розыск.
— Все пока идет неплохо, — приблизившись к Женьке, тихо сказал Серсо.