— Не воплощение. Мне нужно в «Парнас». Куда мы едем, сударь?
— Какая тебе разница? Давай поднимай юбчонку.
— Что вы сказали?
— Ничего нового. Ведь должен кто-то определить тебе цену.
Дворянин потянул вверх подол платья. Женька оттолкнула его. Вельможа уронил бутылку и чертыхнулся.
— Черт тебя дери, бывшая протестантка! Ты залила мне новые штаны!
— Остановите экипаж, принц!
Губы вельможи брезгливо скривились.
— А, все-таки еще не забыла свои ветхие духовные ценности! Ладно. Кучер, остановись! — велел он.
Экипаж остановился, и Женька выпрыгнула наружу.
— Бертран, пристрели эту дурочку и выброси ее тело в Сену, — сказал вельможа одному из охранников. — Я не люблю, когда мною пренебрегают.
Женька не стала думать о том, пошутил вельможа или нет, и побежала по узкой улочке, не разбирая дороги. Раздался выстрел, потом второй, по предплечью словно полоснули бритвой. Фехтовальщица вскрикнула, прижала рану рукой и продолжала бежать дальше. Кто-то улюлюкнул и засмеялся. Послышались голоса, потом топот копыт и шум удалявшегося экипажа.
Когда стало тихо, Женька остановилась, оторвала полосу ткани от одной из нижних юбок, перемотала раненое предплечье прямо поверх рукава, а потом продолжила свой нелегкий путь. Найти гостиницу уже было невозможно, поэтому девушка решила искать не ее, а любое, подходящее для ночлега, место.
Фехтовальщица двигалась медленно, но уверенно, полагаясь на свое природное чутье и холодный свет месяца, похожего на узкий глаз охотника, следящий за ней с черных небес. Вскоре она увидела впереди какое-то неясное светлое пятно. Это был ночной фонарь, стоявший на бочке возле покосившегося кабачка. Он был похож на маячок, и девушка обрадовалась, полагая, что, наконец, найдет здесь приют, но прямо перед ней неожиданно выскочил чернявый парень с кинжалом в смуглой руке. Волосы его были схвачены тугой пестрой повязкой, а землистого цвета лицо украшали два длинных шрама.
Парень улыбнулся и крикнул куда-то в сторону:
— Эй, Чума, выходи! Смотри, какая красавка до нас приблудилась!
— Погоди, Трюфель, не трожь! Нынче красавка моя! — вышел из кабачка высокий плотный детина.
— Тогда деньжонки я возьму! Ага?
— Деньжонки? А они есть у нее? Эй, девка, кошель при тебе?
Фехтовальщица в ответ двинула Трюфеля ногой в пах и бросилась бежать.
— Ах ты, сучья дочь! — завопил согнувшийся бандит. — Лови ее! Бей! Бей! Чума, поднимай своих!
Вслед раздался резкий свист. Свист сорвал с мест новых любителей кровавой наживы, и вся эта сила ночного мира тотчас бросилась за Женькой, обещая разорвать дерзкую девушку на куски.
Фехтовальщица бегала быстро, но она не знала города и летела вперед, не различая направления. Это было не лучшей тактикой в подобной ситуации, но у нее не оставалось другого выхода. Она металась по темным переулкам до тех пор, пока не оказалась в одном из городских тупиков, где по обеим сторонам высились глухие стены домов, а впереди перегородила путь высокая чугунная ограда парка. Недолго думая, Женька кинулась прямо на нее, подтянулась на холодных прутьях и полезла по ним наверх. От страха быть пойманной она даже не почувствовала боли в раненой руке.
Девушку пытались стянуть за подол, но она сумела отбиться ногами и, одним махом очутившись на самом верху, спрыгнула вниз. Едва коснувшись земли, фехтовальщица снова вскочила и побежала вглубь парка. Вслед понеслись угрозы и ругань, но за ней почему-то никто не полез. Долго не задумываясь над этой странностью, Женька отбежала как можно дальше и, совершенно измотанная долгим паническим бегом, свалилась возле ближайшего дерева.
Крики за оградой вскоре стихли, и девушка уже стала подумывать о том, что нашла место для ночлега, как от темноты, окружавшей ее, вдруг оторвался какой-то смоляной сгусток и, мерцая желтыми глазами, беззвучно положил ей свои тяжелые лапы на плечи. Прямо у лица свесился влажный язык, и сверкнули острые клыки… Пес был просто огромен. Фехтовальщица застыла… Над ее смутившимся сознанием всплыла история о проклятии рода Баскервилей, и она поняла, почему парижские бандиты оставили ее в покое.
Собака обнюхала девушку и громко гавкнула. Женька попыталась пошевелиться, но пес зарычал, и она снова замерла. Девушка догадалась, что собака сторожит ее, и, значит, здесь скоро должен появиться хозяин. Она оказалась права, — в глубине парка вскоре возникло движение, забрезжил слабый свет, и через несколько минут к ней приблизилась молодая, похожая на армянку, черноволосая женщина в домашней одежде. Женщину сопровождал крепкий парень с пистолетами наготове и девушка с ночником в маленьких смуглых руках. У всех троих было что-то общее, кроме повода, по которому они тут собрались, будто они все — то ли из одних мест, то ли родственники.
— Жикард, возьмите собаку, — велела дама парню. — Мари-Анн, помогите девушке подняться.
Жикард отвел пса в сторону, а Мари-Анн помогла Женьке встать. Заныла рана в предплечье.
— Кто вы, сударыня? — спросила дама.
— Жанна… Жанна де Бежар.
— Де Бежар?.. Вы из Беарна?
— Да, а откуда вы знаете?
— Я тоже родом из Беарна и знаю многие фамилии этих мест. Мое имя Франсуаз герцогиня де Шальон, в девичестве де Баск.
Назвав себя, герцогиня замолчала, будто ожидала чего-то от очутившейся в ее владениях девушки, но Женька ничего не сказала, поэтому женщина продолжила:
— Как случилось, что вы оказались в моем парке, Жанна де Бежар?
— Перелезла через ограду… За мной гнались бандиты.
— Через ограду? — недоверчиво качнула головой Франсуаз.
— Да. Что вы так смотрите? У меня сильные руки.
— Руки…угу… А что у вас за повязка?
— Принц какой-то приказал стрелять.
— Принц?.. Какой?
— Не знаю, он не назвался.
— А за что?
— За то, что я от него отказалась.
— Отказались от принца? Он был не хорош собой?
— Он был пьян и говорит «я вас люблю» только в шутку.
Де Шальон засмеялась.
— Да вы гордячка, девушка!
— Да, все еще не отказалась от «ветхозаветных» ценностей.
— Что ж, идемте в дом.
Дом двухэтажный и превосходно отделанный, прятался в глубине парка и производил впечатление жилища некой сказочной феи. Засмотревшись на него, Женька споткнулась о конец брошенной в траве лестницы.
— Осторожней! — воскликнула Франсуаз. — Когда в парке будет порядок? Надо будет приказать выпороть садовника. Мари-Анн, подготовьте все для перевязки и велите Лизон подобрать госпоже де Бежар что-нибудь из моей домашней одежды. Мы будем в нижней зале.
Внутри дома все тоже выглядело роскошно и комфортабельно, как и должно выглядеть в подобных особняках. Немногочисленная мебель — стол, стулья и лари у стен — блистали изысканной и щедрой инкрустацией. Стены украшали фамильные портреты. Подчеркнутую строгость линий нижней залы смягчали только шелковые портьеры, обрамляющие широкие проемы дверей.
— Мне помнится, ваша семья была из протестантов, сударыня, — продолжила, начатую в парке беседу, хозяйка дома.
— Да, но перед отъездом в Париж я поменяла веру. Мне посоветовали перейти в католичество.
— Что ж, это понятно — протестантов здесь давно не слишком жалуют. У вас есть родные в Париже?
— Тетушка Полина де Ренар. Я была у нее, но оттуда меня выгнали.
— Жестокие у вас родственники, Жанна. Ничего, если я буду называть вас так?
— Называйте. Это же мое имя.
— Дайте-ка, я посмотрю вашу рану.
Франсуаз подошла к девушке, сняла повязку и оторвала рукав.
— Вы испортили мне платье! — возмутилась фехтовальщица.
— Я?.. По-моему, это уже кто-то сделал до меня.
Дама подвела Женьку к большому зеркалу и поднесла к ней свечи. Хозяйка особняка не обманывала. Платье словно прокрутили в мясорубке, — подол был рваный, по лифу расползлись какие-то мокрые разводы, а воротника не было вообще.
— Не в таком ли виде вы посетили вашу тетушку, сударыня? — усмехнулась Франсуаз.
— Не в таком, но… почти в таком.
— Тогда я ошиблась. Это, пожалуй, не тетушка, а вы были жестоки с нею.