— На съемочную?
— Я, если вы помните, еще работаю с Монсо. Сегодня он занимается дуэльной сценой с Лепа и Данкуром.
— Дуэльной? Конечно! Поехали быстрей!
— Только будьте осторожней. Никто там не знает о вашем боевом опыте.
Монсо продолжал съемки «Фаворита». Фильм был о другом любимце Людовика Тринадцатого Сен-Маре, которого по иронии судьбы тоже звали Генрихом. Об этом профессор рассказал Женьке в машине, когда они ехали на съемочную площадку.
— А де Шале? — спросила фехтовальщица. — Он… что с ним?
— Генрих де Шале будет казнен в тысяча шестьсот двадцать шестом году.
— За что?
— За участие в заговоре брата короля против Ришелье. Господин де Шале сначала ввяжется в заговор, потом по глупости всех сдаст, потом покается, но, к сожалению, уже будет поздно, и его казнят.
— Тоже отсекут голову?
— Да, но весьма неудачно. Его друзья похитят палача, однако их усилия окажутся напрасными. Казнь не отменят и назначат палачом совершенного неумеху. К тому же еще и меч окажется тупым. Будет нанесено множество ужасающих ударов, и все это на глазах его бедной матушки… Пожалуй, это страшно даже для той эпохи, так что вас я еще пощадил, Женечка.
— А Генрих? Это его будущее с тупым мечом… это вы все тоже придумали?
— Увы, судьбу Генриха де Шале сочиняла сама история.
— История? А вы разве не можете в нее вмешаться и как-то там подправить?
— До такой степени не могу. Я и так несколько вольно обошелся с его личной и семейной жизнью. К моему авторскому счастью, Окно не заблокировало эти вольности.
— А может?
— Может.
— А Сен-Мар? — проглотив сухой ком в горле, спросила Женька.
— Этот молодой человек тоже был излишне самоуверен и не извлек никаких уроков из печальной истории своего предшественника. Король же к сорока годам сделался очень болен, что совершенно испортило его характер, и бедняга Сен-Мар кончил так же.
На съемочной площадке «Фаворита» было шумно и пестро. Действие фильма происходило на пятнадцать лет позже той жизни, из которой недавно вернулась фехтовальщица, тем не менее, яркие костюмы, лошади и шпаги на перевязях щеголеватых всадников несколько смутили ее сознание. Невольно она начала искать в толпе знакомые лица, и вдруг нервно схватила профессора за руку. Рядом с Лепа, который занимался с ней полгода назад, она увидела де Санда. Оба разговаривали с невысоким и очень озабоченным мужчиной в тонированных очках. В конце разговора де Санд раздраженно взмахнул руками и отошел в сторону. Лепа, продолжая в чем-то его убеждать, направился за ним.
— Это… это кто? — в некотором шоке повернулась к Монрею Женька.
— Это Фредерик Монсо — режиссер. Я уже четвертый фильм с ним работаю.
— Нет, тот, что отошел.
— Даниэль Данкур, постановщик фехтовальных сцен. Они работают в паре с Лепа. Лепа муштрует, Данкур ставит.
— А…
— Тише-тише, это не де Санд, Женечка, это его, если можно так выразиться, прообраз. Я взял для сюжета его внешние черты.
— А характер?
— Да, и характер. Я беру характер, если это подходит для персонажа и я сам хорошо знаком с его прообразом.
— А он об этом знает?
— Нет.
— А я могу с ним поговорить?
— Можете, только позже. Данкур не любит, когда его отвлекают от работы.
Монсо, продолжая быть озабоченным, поздоровался с Монреем и его спутницей вскользь, после чего вновь стал с досадой потирать затылок.
— Какой дурной день, Марк! — поморщился он.
— Почему? Опять кто-то не приехал?
— Основной оператор! А я тут столько людей собрал! Мориса с другой съемки сдернул!
— Ларош не приехал? А что с ним?
— Три недели кашлял, чуть ли не задыхался, а сегодня с температурой слег! — досадовал режиссер. — Говорят, едва не бредит. Никто не знает, что это.
— Возможно, аллергия.
— Хм, если только на игру некоторых актеров. Ларош всегда был здоров, как бык!
— Так, может быть, поставить за камеру кого-нибудь другого?
— Нет, только Ларош! — категорично заявил Монсо. — А это что за девушка с тобой? Я ее где-то видел. Она не актриса?
— Это Женечка Шмелева. Она приехала к Эдмону. Ее еще искали. Помнишь, я говорил тебе?
— А, ну да… Я что-то такое слышал в новостях. Да-да, это была ее фотография. Я отметил лицо. Очень выразительное лицо. А у вас не будет неприятностей?
— Надеюсь, что нет. На днях это дело будет закрыто.
Лепа, увидев свою бывшую ученицу, улыбнулся и подошел к ней.
— А, здравствуйте, Жени! Как, однако, жаль, что вы угодили в эту аварию! Марк сказал, что вас сбил какой-то пьяный мотоциклист, и вы сломали то ли ребро, то ли руку.
— Шею, — подсказала фехтовальщица и переглянулась с профессором.
— Да, я вижу, — совершенно серьезно кивнул Лепа, глядя на ее шрам. — Вы, однако, сильная девушка, раз не стараетесь прикрыть подобную отметину.
— Я фехтовальщица.
— Помню-помню… Фредерик, а может быть, ты вернешь эпизод с Вирджини? — вдруг предложил Лепа. — Это очень хорошая сцена после того скучного разговора!
— Скучного разговора? — кашлянул режиссер и покосился на Монрея.
— Я не обижаюсь, Фредерик, — махнул рукой Монрей. — Лепа — фехтовальщик и для него все разговоры будут скучными.
Лепа, тем не менее, продолжал уговаривать режиссера вернуть в фильм эпизод, для которого он полгода назад готовил русскую фехтовальщицу.
— Что ж… если после «скучного разговора», — произнес задумчиво Монсо, — то можно попробовать, — он пристально посмотрел на девушку и поправил очки. — Что скажешь, Марк?
— Девушка еще не совсем здорова, Фредерик.
— Я здорова, — твердо сказала фехтовальщица.
— Но у нас договор, Женечка.
— Он вступит в силу, когда мне будет восемнадцать лет.
На это профессор только развел руками и покачал головой.
Из-за болезни основного оператора съемок в этот день не было, но чтобы не терять день, Монсо дал распоряжение заняться постановкой. Даниэль обещал ему, что актеры отработают все до последнего шага, так что по возвращении Лароша можно будет снять эту сцену с одного дубля.
— Останетесь посмотреть? — спросил Женьку профессор.
— Конечно!
— Хорошо, только в бои не ввязывайтесь — они постановочные. Я пойду в трейлер, кофе попью.
Профессор отправился в трейлер пить кофе, а Женька осталась смотреть, как работает Данкур. Три часа пролетели для нее, словно одна минута. Даниэль работал увлеченно. Он, как и его персонаж в сюжете, не щадил никого и не стеснялся в выражениях.
Отсмотрев готовую сцену, Монсо остался доволен. Он сказал, что Ларош выйдет в понедельник, потом подозвал фехтовальщицу и назначил ей время для съемки.
— Только не опаздывайте, мадемуазель, я этого не терплю.
Женька кивнула и, закончив переговоры с режиссером, подошла к Данкуру.
— Привет, — сказала она и улыбнулась.
— Привет, — ответил тот.
Настроение его после удачной репетиции улучшилось. Он взглянул на девушку с любопытством, но не без некоторого удивления.
— Мы где-то встречались? — спросил Даниэль, видя в ее глазах какое-то ожидание.
— Я приехала с профессором Монреем.
— Это я понял.
— Вы… вы похожи на одного моего знакомого… Он тоже занимался фехтованием.
— Хм, а я вас тоже где-то видел…
— Может быть, во сне?
— Может быть… Постойте-ка, а не вы та самая русская фехтовальщица, которую разыскивают уже полгода?
— Да, здесь меня зовут Жени. Я вернулась.
— Откуда?
— Из другой жизни.
Даниэль засмеялся.
— Ну, что ж, я тоже после некоторых вечеринок возвращаюсь, как из другой жизни! Что вы так смотрите?
— А вы… ты совсем ничего не помнишь, Даниэль?
— … А что я должен помнить? У нас что-то было на вечеринке у Мишель? Или у Николь?.. Или, может быть, у вас уже есть от меня ребенок?.. Ко мне тут как-то подходила одна из массовки…
Зеленые глаза Даниэля блеснули так знакомо, что у Женьки даже перехватило дыхание.