— Меня выгнал судья, ее муж.
— О, судья! Тем более! Он, наверное, и не признал в вас свою племянницу!
— В том-то и дело, что признал.
Женька нервно засмеялась, не замечая, что смех ее переходит в истерику.
— Тише! У вас начинает кровоточить рана, — сказала Франсуаз, но девушка не слышала и успокоилась только тогда, когда де Шальон шлепнула ее по щеке.
— Все, все, я справлюсь, — заверила, измотанная первым днем в сюжете Монрея, фехтовальщица.
Мари-Анн принесла, все, что требовалось, и с помощью Лизон, полной девушки с равнодушным лицом, принялась придавать фехтовальщице человеческий вид — с нее сняли корсаж, перевязали руку, потом раздели до панталон, и словно парковую статую, стали обтирать мокрыми салфетками.
Де Шальон все это время сидела на стуле и наблюдала, как обхаживают ее незваную гостью. Женьке это не слишком нравилось, но усталость от тяжелого дня перебивала легкое раздражение от ощущения на себе пристального взгляда чужой женщины.
— У вас действительно сильные руки, — сказала Франсуаз. — И ноги… и все тело.
— В детстве я любила лазать по горам, — не то чтобы соврала девушка.
— Да… очень развитое тело, но как-то не по-женски. Небольшая грудь… Такое тело я видела у жонглерки на рыночной площади. Это несколько грубовато… Впрочем, охотники найдутся. Некоторые у нас любят почудить.
После перевязки Женьку одели в дарованную хозяйкой домашнюю одежду, — длинную шелковую сорочку, халат и обули в туфли без задников. Дама предложила ей поужинать. Фехтовальщица не отказалась, — бешеный бег по ночному городу отнял у нее слишком много сил.
Мари-Анн принесла холодное мясо, фрукты и вино.
— Что у вас за кольцо на пальце? — спросила де Шальон. — Фамильная драгоценность?
— Это подарок.
— Того принца, от которого вы отказались?
— Нет, это было в гостинице. Подарил какой-то шутник в маске.
— В маске? Это хуже.
— Почему?
— Дары от сердца делаются с открытым лицом. Что там за камень?.. А, рубин? Камень страсти и войны? Вам лучше избавиться от него. Этот камень не принесет вам удачи.
Франсуаз попросила фехтовальщицу рассказать о себе. Женька не смутилась, — все, что касалось ее новой жизни, она помнила неплохо. Ей даже стало казаться, что раньше она жила именно такой жизнью, носила длинные платья, слушала рассказы старой няньки у камина, мерзла зимними вечерами в большой постели под балдахином и выезжала с отцом на охоту.
— А зачем вы поехали в Париж, сударыня? — спросила в заключение Франсуаз.
— Чтобы не пропасть в захолустье.
— Пропасть в Париже тоже не так уж трудно.
— Уж лучше пропасть в Париже.
Франсуаз улыбнулась.
— И каким образом вы собираетесь это делать? — спросила она.
— Хочу заниматься в школе фехтования.
— … В самом деле? — оторвала прямую спину от спинки стула де Шальон.
— Да.
— Странное желание для девушки? Зачем вам это надо?
— Это развивает.
— Тогда займитесь танцами. Девушку это развивает лучше, тем более, что заниматься фехтованием здесь вам все равно никто не разрешит.
— Я могу одеться мальчиком.
— Мальчиком?.. Забавно… однако, с вашей фигурой это возможно.
Франсуаз помолчала, продолжая пытливо смотреть на свою гостью.
— А ваша матушка ничего не рассказывала обо мне, Жанна? — вдруг спросила она.
— О вас? Не помню… Может быть в детстве.
Женька слегка растерялась, она ничего не слышала о Франсуаз де Шальон.
— А вы знаете, что ваша матушка однажды спрятала у себя в замке двух протестантов?
— Ну да, — кивнула фехтовальщица, хотя, на самом деле, ничего об этом не знала.
«Почему профессор ничего не сказал? Хорошо это или плохо?»
— Их преследовали войска короля, — продолжала Франсуаз. — Один из этих протестантов был серьезно ранен, и ваша матушка спасла ему жизнь.
— Да, она была добрая женщина.
— Этот протестант был моим дедом, Жанна.
— А… ну это …я рада, что моя матушка спасла вашего деда. А почему вы об этом вспомнили?
Вдруг скрипнула одна из дверей, и в темный проем просунулась седовласая старческая голова.
— В чем дело, Базель? — повернулась де Шальон.
— Свет в нижней зале, ваша светлость. Здесь всегда темно в это время.
— У меня поздняя гостья. Мы спасли госпожу де Бежар от ночного нападения. Идите и продолжайте спать, Базель.
Старик поклонился и ушел.
— Это тот ваш дед? — спросила Женька.
— Это управляющий. Он, как Мари-Анн и Жикард, служили нашей семье еще в Беарне. Дед умер два года назад. После этого я оставила дом и поехала в Париж отстаивать свои права.
— Какие права?
— На королевскую кровь.
— На королевскую? Так вы…
— Я сводная сестра короля, Жанна.
— Людовика Тринадцатого?
— Да. Какого же еще? Перед смертью дед отдал мне переписку Генриха Четвертого с моей матерью.
— Почему не раньше?
— Он не принял его отступничества от своей партии и не хотел, чтобы и я поступила так же. К сожалению, мне тоже пришлось пожертвовать верой и перейти в католичество.
– «Париж стоит мессы», ваша светлость.
— Не говорите так, Жанна. Меня вынудили, как и моего отца. Мне очень тяжело это далось. Это вы — молодые легко меняете веру.
— Зато это лучше, чем всю жизнь верить во всякую чепуху, как вы — старшие.
— О, будьте осторожнее с такими высказываниями, сударыня. Не все, как я, примут ваши слова всего лишь за последствия юношеской неопытности. Идите с Мари-Анн. Она устроит вас в комнате для гостей. Вам нужно отдохнуть, а завтра мы продолжим разговор.
Комната для гостей располагалась на втором этаже, и когда служанка проводила туда Женьку, широкая кровать под шелковым пологом была уже готова для сна. С белого потолка улыбался лепной амур. Он, как будто, посмеивался над сценками любовного содержания, в изобилии рассыпанными по шпалере на стене.
Хотя вся обстановка гостеприимного дома располагала к умиротворенному спокойствию, фехтовальщица уснула не сразу. Сначала ей мешали непривычные запахи и ночные звуки, потом донимали впечатления прошедшего дня и мысли. Она все сжимала в ладони рубиновый перстень, повернутый камнем внутрь, и думала о том, что будет делать дальше. Продать перстень было и в ее планах. Она собиралась пошить на него мужской костюм, купить шпагу и рискнуть проникнуть в школу де Санда под видом брата Жанны де Бежар. «Потом… потом нужно как-то сделать финал сюжета мирным… мирным… как же?» Женька была неглупой девушкой, но даже больше чувствовала, чем понимала, что словосочетания «школа фехтования» и «мирный финал» совершенно не сочетаются. «Не сочетаются… — продолжала мысленно искать пути к их объединению фехтовальщица. — А если я уничтожу какого-нибудь монстра или злодея?.. Или спасу кого-нибудь?.. Это ведь тоже хороший финал! Даже отличный! Отличный, но мирный ли?.. Почему бы и нет?.. Да, такой финал тоже может быть мирным».
Устав от потока трудных мыслей, фехтовальщица, наконец, заснула. Раскрылась ее расслабленная ладонь, сверкнул, прятавшийся в ней, уголек рубина в перстне Дворцового Насмешника… Камень страсти и войны был прекрасен, но ничего мирного в нем не было.
3 часть. Повороты
Шанс
— Госпожа де Бежар, завтрак уже готов, — извлек из глубины длинного забытья чей-то птичий голосок.
Фехтовальщица промычала что-то невнятное и разлепила сомкнутые веки. Над головой вздувался алый, расшитый амурами полог, в котором парило утреннее личико Мари-Анн. Где-то слышался звон колокольчика, будто эти самые младенцы со стрелами пытались будить спящее фехтовальное сердце.
— Кто это там? — спросила Женька.
— Где? — спросила Мари-Анн.
— Звонит,…кто звонит?
— Это отхожая повозка. Пора опорожнять горшки. Золотарь всегда подъезжает к нашему дому в это время.
— А сколько сейчас? — спросила Женька.
— Девять часов.
— А число? Какое сегодня число?