Маркиз продолжал держать девушку за руку, будто старший брат младшую сестренку. Все было, как в далекой детской игре, — таинственный полумрак и, отдающее легкой опасностью, хождение по незнакомым комнатам. Это подкупало, но Женька хорошо понимала, что игра здесь могла оказаться совершенно не детской.
— Вы всегда берете с собой пажа, сударь? — спросила фехтовальщица.
— Всегда.
— Даже, если у вас свидание?
— Конечно. Кто же мне поможет потом одеться? А почему вы спросили? Вы уже рассчитываете на свидание?
— Это, по-моему, вы рассчитываете.
— Ну, что вы! Я же не такой дубоголовый, как бедняга де Жуа!.. Кстати, это была моя идея отрезать вам мочку уха.
— …Что? — остановилась фехтовальщица.
— Что «что»? Разве это не забавно?
— Вам это забавно?
— Конечно! Мы с де Брюсом просто потешались там внизу под вашим окном, когда Мануэль пытался взять вас своими глупыми наскоками! Идемте дальше! Не стоит останавливаться на полпути, тем более тогда, когда вы уже зашли так далеко!
Фехтовальщица попыталась вырвать свою руку, но де Шале держал ее крепко и продолжал тянуть за собой. Он втащил девушку на площадку третьего этажа, где было совершенно безлюдно, сжал ее в давящем объятии и как муху поволок в угол.
Женька старалась вырваться, но фаворит короля только смеялся ее тщетным подергиваниям в темной галерее. Цезарь, поднявшийся следом, встал в сторонке и смотрел на обоих взглядом, притерпевшегося ко всему, существа.
– Я тебе покажу, как тыкать шпагой в фаворита короля, глупенькая букашка!
— Так это вы… это ты укусил меня в «Парнасе»?!
— Я, и у тебя теперь тоже испорчена кровь! — смеялся маркиз.
— Пусти! Пусти!
Но де Шале не отпустил, более того, он зажал фехтовальщице рот рукой, притиснул к стене и, выхватив из ножен дагу, сунул ее лезвие под косточку корсета… Ткань лифа мгновенно расползлась, и Женька, растерянно мигнув глазами, почувствовала, как острие воткнулось в кожу… Было больно, но девушка продолжала сопротивляться. От движений стало еще больней. Она схватила маркиза за волосы. Он выругался и отпустил ее.
— … Ты… ты порвал мне платье!.. — прижав рану ладонью, воскликнула девушка, не зная, что говорят в таких случаях, когда дело совсем не в платье.
— Чепуха! Это не слишком удачный фасон. Я подарю тебе новое платье.
— У меня сейчас все будет в крови!
— Ну-ка!
Маркиз развернул девушку спиной и парой резких движений даги разрезал шнуры застежки на лифе и корсете.
— Что ты сделал?! — воскликнула Женька, хватая падающий лиф.
— Надо посмотреть рану! Да не трусь! Тебе это не идет.
Маркиз бесцеремонно опустил корсаж. Фехтовальщица вскрикнула, как будто в нее выстрелили, и, выдернув руки из рукавов, быстро прикрыла ими голую грудь.
— Кровоточит. Дай свой платок, — взглянув на рану, сказал фаворит короля.
— У меня нет платка.
Де Шале велел Цезарю подать платок, потом свернул его и приложил к ранке.
— Царапина чепуховая, через пару часов затянется. Оставь и прижми ее корсетом.
— Каким корсетом? Ты порезал мне все шнуры!
— А, шнуры… Цезарь, зашей девушке одежду. До конца приема продержитесь, сударыня, а потом велите вашей служанке сделать перевязку. Или у вас нет служанки?
Но Женька сейчас думала не о перевязке, а о прозорливости Монрея, который когда-то решил выровнять ей цвет кожи. Но теперь она не знала, что делать с той, другой краской, которая сейчас просто сжигала ей щеки и убавить которую не смог бы даже всемогущий автор. Единственное, чем она могла спастись, это снова развернуться к маркизу спиной, пока его паж готовил нитку с иглой, ища их в своей сумочке на поясе.
— А что у вас за повязка на руке? — спросил де Шале, снова переходя на светский тон и продолжая держать себя так, будто ничего необычного не происходило.
— Стрелял какой-то шутник вроде вас.
— А почему вы отвернулись, как благостная пансионерка?
— Не хочу на вас смотреть!
— Врете, хотите. А-а, я, кажется, понял!.. У вас еще никого не было, госпожа де Бежар? Вы совершенно неопытны в любви! Верно?
— Это не ваше дело, сударь!
— Тогда с де Жуа я, пожалуй, поторопился. Мне следовало самому влезть к вам в окно!
— У вас бы тоже ничего не вышло!
— Да? А кто же только что заставил вас показать мне свое прекрасное тело?
Женька снова вспыхнула, но теперь от ярости и бросилась на де Шале, уже ничего не стесняясь и грубо размахивая кулаками. Она пыталась ткнуть его в глаз, как де Брюса, но он только смеялся, удерживая ее за руки.
— Ну вот, теперь вы дразните меня своими танцующими грудками! Успокойтесь, а то Цезарь так и не сможет вернуть вам облик невинной провинциалки! Жанна, у вас упала повязка!
— Отпусти мои руки!
— А вы не будете больше драться?
— С такими, как ты, буду!
— С какими?
— Такие, как ты, всегда ходят в маске, как и те в «Ладье», которые издевались над дочками хозяина!
— Ну, почему же издевались? Франсина сама села мне на колени, а ее обманщик-папаша просто нарвался! Вздумал подавать нам какую-то тухлятину! Де Брюса не остановить, когда он в ярости. Его не мог успокоить даже Гастон!
— Еще и Гастон? Бандиты! Бандиты! Скоты!
Женька опять стала вырываться, пытаясь оттолкнуть маркиза ногой, но он прижал ее к стене, сковывая этим все ее движения.
— А ну успокойся! — вдруг хищно сузил глаза фаворит короля. — А то сейчас сорву с тебя это дешевое платье и отправлю бегать голой по Булонже!
Фехтовальщица замерла, но не от слов, а от вида черных зрачков на фоне потемневшего лица. В них будто раскололся какой-то сверкающий шар, осколки которого просыпались прямо внутрь ее разгоряченного тела. Она даже не решалась сглотнуть, опасаясь поцарапать горло.
— …Да… все… все… я спокойна, — сказала она.
Де Шале отпустил ее, потом легко, словно продолжая танцевать какой-то танец, опустился на одно колено, поднял с пола упавший платок и опять приложил к ее ранке под грудью. Цезарь прижал батистовый лоскуток корсетом, зашил, потом помог девушке надеть корсаж, сомкнул его за спиной и таким же образом перехватил ниткой сдвинутые края. Когда облик «невинной провинциалки» был восстановлен, маркиз одобрительно потрепал пажа по кудрявым волосам и повел фехтовальщицу вниз.
В галерее, у дверей, где продолжал дежурить мушкетерский пост, стояла и нервно озиралась по сторонам Виолетта. При появлении госпожи де Бежар в паре с маркизом де Шале перламутровые щеки фрейлины порозовели, а лицо приняло кислое выражение.
— Вольта еще не началась, Лили? — спросил, как ни в чем не бывало, фаворит короля.
— Где вы были, сударь?
— Мы поднимались наверх.
— Зачем?
— Посмотреть картины в верхней галерее. Зачем еще может подниматься наверх молодой мужчина и привлекательная девушка, которой он понравился? Фрейлина королевы не должна спрашивать такие глупости. Верно, господин де Горн?
Офицер охраны, улыбнулся и кашлянул в перчатку, а его мушкетеры с той же искрой в глазах переглянулись. Только один из них почти не обратил внимания ни на фаворита короля, ни на Женьку, ни на Виолетту. Он, как будто думал о чем-то своем, и это свое было ему намного важнее того, что происходило сейчас вокруг.
— Госпоже де Бежар предписано не выходить из дома, — продолжала Виолетта.
— А она и не выходила.
— Ее вот-вот арестуют!
— Тем более! Должна же она получить до этого хоть что-то приятное.
— Вы… вы…
— Я, конечно, о картинах, госпожа де Флер, а то, что интересного она могла видеть в своем Беарне?
— Но у вас… у вас порван воротник…
— Что воротник, у госпожи де Бежар даже лопнули шнуры корсета. Там было темно, и мы зацепились за что-то.
Мушкетерский пост смеялся, уже не прикрываясь перчатками, а довольно поглаживая свои щегольские усики. Королевским солдатам, похоже, очень импонировала ироничная откровенность маркиза, которая не могла не задеть некие, родственные им струны. Не смеялся только все тот же невозмутимый и задумчивый мушкетер, который продолжал смотреть мимо.