— Боже! Что случилось… госпожа? — не зная еще, как оценить новое перевоплощение своей компаньонки, воскликнула Шарлотта.
— Я вышла замуж за фаворита короля. Помнишь того хулигана, который укусил меня за шею?
— Боже!.. А король-то об этом знает?
— О том, что укусил?
— О том, что его фаворит — ваш муж.
— Скоро узнает.
— Боже! Это верно, что вас укусили, госпожа!
— Ладно, давай лучше о другом. Первое — к тебе подойдет мальчик. Его зовут Ксавье. Он сын Жильберты с улицы Вольных каменщиков. Возьми его в разносчики. Это хороший мальчик.
— Да, мне нужен помощник. А что второе, госпожа маркиза?
— Я заехала заказать тебе первую пирушку на субботу. Это отличный случай сделать славу «Божьей птичке». Так, Матье?
— Я не подкачаю, госпожа маркиза! — закивал повар. — Простите, а вы…
— Шарлотта все объяснит вам.
Заказав пирушку и отдав на нее свои последние деньги, Женька поехала к де Санду. На площадке в это время шли парные поединки, но, когда из-за угла дома выехала фехтовальщица, бои сами собой прекратились, и вокруг опять установилась, пронзительная до звона в ушах, тишина.
Де Санд обернулся.
— А-а… вот и маркиза де Шале почтила нас честью своего появления, — усмехнулся он, — и, как вы можете заметить, господа, в платье она так же хороша, как и в фехтовальных штанах.
Фехтовальщики продолжали молчать, словно все, как один полегли сейчас в поединке еще более коварном, чем тот, который устроил господин де Жано, когда дрался с ними в присутствии короля. Наконец, возник некоторый шум, и де Зенкур изрек:
— А наш-то Ипполит оказался прозорливее всех, господа.
— А? — не понял де Панд
— Ну, это же вы первый назвали господина де Жано белошвейкой.
После этих его слов фехтовальщики захохотали так, как, наверное, никогда не смеялись в своей недлинной жизни. На крыльцо выбежал управляющий, в окно высунулись Жули и Ажель, из-за угла выглянул Эжен. Бросив колоть палкой чучела, с испугом смотрел на хохочущих фехтовальщиков маленький Жан-Пьер.
Женька соскочила с лошади. Первым к ней подошел де Вернан и поцеловал ей руку, потом приблизился де Зенкур и отпустил какой-то корявый комплимент, но не ей, а Саломее. Фехтовальщица в ответ обняла обоих.
— Сатана! — воскликнул Альбер, и шум возобновился.
— Мы совершенно побиты, господа! — пробасил де Панд, потрясенно крутя глазами.
Класс забурлил. Пожатья рук, объятия и колючие шуточки понесли Женьку, словно по порожистой реке, но ей было не страшно, а весело. Она хорошо знала ее фарватер.
— А я давно что-то такое почуял, господа! — воскликнул де Жери.
— Когда «господин де Жано» чуть не снес вам челюсть эфесом шпаги, Жером? — усмехнулся де Лавуа.
— Черт! Мы еще мочились у этого дерева! Какой позор! — потер розовую щеку д’Ангре.
— У вас, может быть, и позор, Эмильен, а мне, например, стыдиться нечего, — гордо сказал де Боме.
Все вокруг опять захохотали.
— Теперь вы не будете посещать класс, сударыня? — спросил де Вернан, все еще держа девушку за руку.
— Я буду заходить. Я не смогу без вас! Я так люблю вас всех!
Эти слова снова потонули в шуме громких восклицаний, смехе и одобрительных возгласах.
— В субботу в два часа мы обедаем в «Божьей птичке», господа! — сказала фехтовальщица. — Ведь у меня еще не было прощальной пирушки! Де Санд, вы придете?
— Еще бы, черт возьми! Иначе вы перепортите моих учеников! Посмотрите только, какая слюна течет по их щегольским бородкам! Господин д’Ангре, вам не нужен платок, чтобы утереться? Все на площадку!
— А маркиза де Шале?
— Маркиза, вы останетесь?
— Конечно!
Женька осталась на площадке, но теперь только в роли зрителя. Зато фехтовальщики старались на этот раз, как никогда, словно обрели второе дыхание. Девушка сидела на скамье с Франконом и обсуждала с ним технику каждого. Она чувствовала себя легко, будто сдала некий экзамен и теперь набиралась сил для другого, который ждал ее впереди и о сути которого она еще не знала. Подтверждением этому стали слова де Шале. Когда девушка вернулась домой, он ей сказал:
— Король знает, что я женился.
— И знает, на ком?
— Пока нет. Он и так был недоволен, когда я признался, что обвенчался без согласия отца.
— Что же теперь? Он примет нас?
— Да. Я приглашен в Лувр официально, чтобы представить свою жену.
— А если меня арестуют?
— Я говорил с одним адвокатом Ришаром Серсо. Дело де Жуа плевое, по нему можно отделаться штрафом. Сумма не маленькая, но я все заплачу. Тебя просто припугнули. Не скажешь, зачем?
Женька смутилась, но Генрих не отставал:
— Говори, я же твой муж и должен знать, что угрожает моей семье.
— Король хотел, чтобы я служила ему, как… как шпионка, — все-таки не стала говорить всю правду девушка.
Генрих задумался, а потом усмехнулся:
— Наверняка, это идея Ришелье. Я слышал от короля, что он набирает тайную службу. Да, это не шуточки. Они вряд ли отстанут, тем более, после того, как король посмотрел на тебя в школе де Санда. Если он снова будет донимать своим предложением, скажи мне, и мы немедленно уедем на Луару.
— Ты бросишь столичную жизнь?
— У меня теперь есть ты, и мне больше ничего не нужно. Пошли за стол, обед стынет.
Слова Генриха смутили фехтовальщицу. Сказанные просто, без романтического фимиама и пафоса, они были очень похожи на правду. Однако она не сдавалась и продолжала думать, что вышла замуж только ради сюжета, а маркиз ради какой-то новой игры, о которой она еще не знала.
В дом из родительского особняка привезли книги и оружие, которое уже давно собирал фаворит короля. До вечера он руководил размещением книг в библиотеке и развешиванием оружия на стене в гостиной. Шпаги и даги были позолоченными, богато украшенными драгоценными камнями, но де Шале никогда не пользовался ими для поединков.
— Это особые вещи, они неуклюжи в бою, — пояснил он. — Я иногда надеваю их на приемы, но дерусь простым легким клинком. Только им можно нанести точный удар. Впрочем, ты знаешь это.
— Знаю. А это правда, что король будет искать виновника смерти д’Ольсино? — спросила фехтовальщица.
— Де Неверы наседают на него, но кому не известна цена королевских обещаний? Пойдем, я лучше покажу тебе украшение, которое ты наденешь в день приема.
Генрих и Женька поднялись в спальню. Там на столе в черном бархатном футляре лежало колье. Оно было выполнено из мелких, оправленных в золото, рубинов и хотя фехтовальщицу трогал больше блеск стали в скрещении клинков, чем блеск дорогих камней, радость именно от этого подарка тоже была искренней. Она потрогала камни кончиками пальцев. «Страсть и война», — вспомнила девушка слова Франсуаз, улыбнулась и обняла де Шале за шею. Течение, которым с самой первой их встречи, несло друг к другу дворцового шутника и фехтовальщицу, снова захлестнуло обоих с головой. Женька засмеялась и, оттолкнув от себя фаворита короля, побежала по дому. Он помчался следом, пытаясь ухватить ее за платье и пугая криками слуг. Те молча выглядывали из-за дверей, взирая, как их шалые хозяева разбрасывают по всему дому одежду, и переглядывались.
Де Шале догнал девушку только на лестнице и, таким образом, до спальни, где по правилам этикета молодым супругам более приличествовало давать волю любовной стихии, они не дотянули, — их накрыло с головой на верхней площадке… Когда же чувственная волна схлынула, оба остались лежать на скомканной одежде голые и обездвиженные как, выброшенные на берег, утопленники…
Остыв, шальная парочка постепенно перебралась на кровать. Генрих уснул первым. Женька поняла это тогда, когда его рука, обнимающая ее, стала тяжелой. Она осторожно выбралась из-под нее и встала, чтобы задуть свечи на столе, но вдруг замерла на месте, — на узорчатой скатерти лежал мобильный телефон…