— Почему в Америку?
— Там живет мой брат Гонтран. Там много земель и свобода. Я сам когда-то хотел уехать, но не получилось.
— Почему?
— Меня женили. Выгодный брак. Потом отец купил эту должность, и Гонтран уехал без меня.
Женька опустила голову, стерла небесное прикосновение с лица и посмотрела вниз. От высоты слегка затошнило, но она не смутилась и даже прикинула длину веревки, по которой можно было бы спуститься на землю.
— Высоко, сударыня, — сказал, будто что-то понял, Дервиль.
— Да… Отсюда мог бы начать свой полет Форгерон.
— Полет?
Женька рассказала об изобретателе летательного аппарата, на что комендант скептически покачал головой.
— Человек — не птица, ему не следует вмешиваться в замыслы божьи. Да и кто начинает полет со стен тюрьмы? Это нехороший знак, сударыня.
Однако после этой прогулки совершенно неоригинальная мысль о побеге, присущая каждому нормальному узнику, стала мучить фехтовальщицу все сильнее. К этому подвинул и новый допрос, который устроил Катрен. Ее недавние предположения оказались верны — комиссар был и в «Парнасе», и на Марне.
— Я выяснил, что вы уехали из «Парнаса» в воскресенье двадцать восьмого августа в экипаже герцогини де Шальон.
— Да, после бала в Булонже я ночевала у герцогини. Я проигралась в Булонже. Герцогиня дала мне денег, и утром я собралась ехать домой, на родину. Мне удалось украсть лошадь у какой-то гостиницы, но я перепутала дороги и оказалась на Марне.
— Перепутали? Марна находится в противоположном направлении. Как можно было так перепутать?
— Значит, мне неправильно указали направление.
— Кто указал?
— Какой-то прохожий.
— Я ездил на Марну и выяснил, что вы приехали туда не одна. Кто вас сопровождал?
— Это случайный человек, — стала сочинять на ходу фехтовальщица. — Я попросила его помочь.
— Так это он указал вам неправильное направление?
— Да.
— И привез вас на Марну.
— Привез.
— Мне известно, что это некий знакомый господина де Грана, имени которого, к сожалению, никто не знает.
— А что говорит сам господин де Гран?
— Ничего. За день до моего появления он уехал из охотничьей резиденции, забрав деньги, слугу Раймона и конюха Гиборто. Это случилось после того, как к нему явился тот самый его знакомый, он же ваш «случайный человек», сударыня. Кто это был? Как его имя?
— Он не сказал.
— Неужели? Хм, я не первый раз в сыске и хорошо знаю, когда со мной хитрят, сударыня.
— Этот человек не имеет отношения к дуэли с графом д’Ольсино.
— В самом деле? Тогда зачем господину де Грану после последнего приезда этого «неизвестного человека» забирать государственные деньги, бросать столь престижное место и подаваться в бега?
— Вы ищите не там, лучше бы съездили в поместье графа.
— Я ездил в поместье графа и выяснил, что там был застрелен из арбалета некий де Барбю, а застрелила его девушка, очень похожая на вас. Позже я устрою вам встречу со свидетелями это преступления.
— А дети, которых убил граф? Доминик и Бертиль? Вы узнали о них?
— Брат графа, епископ реймский отрицает факт этого убийства.
— Еще бы он не отрицал! А Филипп? Слуга графа! Он все видел!
— Епископ утверждает, что старик спятил, он не дал мне говорить с ним.
— Но, вы же понимаете, что епископ врет!
— Мало понимать, нужно доказать это.
Катрен так и не добился от фехтовальщицы имени ее помощника, но предупредил:
— Вы можете молчать и дальше, сударыня, но когда начнется процесс, к вам могут применить более жесткие меры дознания.
Женька поняла, о чем он, и стала думать о побеге с новой силой. В воскресенье от Дервиля она узнала, что в Бастилии содержится де Зенкур.
— Де Зенкур? Почему де Зенкур? Король дал обратный ход новому эдикту?
— Нет, господин де Зенкур находится здесь по обвинению в смерти господина де Вернана, с которым дрался на дуэли. Об этом поединке сообщил некий де Жери.
— Де Жери?
— Да. За это он получил звание лейтенанта в королевской гвардии.
— Скотина!.. А де Зенкур? Что с ним будет?
— Ему дали понять, что возможен выкуп. Король не жаловал де Вернанов. Они некогда выступали на стороне его матери, поэтому его величество отнесся к виновнику его смерти столь снисходительно.
— Я хочу видеть де Зенкура, сударь!
— Это категорически нельзя, сударыня!
— Но господин Дервиль! Мне же только повидаться!
— Нет-нет, если это узнается, я лишусь места, сударыня, если не головы.
Комендант не сдавался, хотя сильное колебание в его глазах проступало довольно отчетливо. Женька нашла умным временно отступить, чтобы не мешать прорастать тому, что было уже посеяно, и против чего Дервиль был бессилен.
Перед ужином к девушке неожиданно пришел де Брук и приказал солдатам сделать обыск.
— Зачем? — не поняла фехтовальщица. — Что-нибудь случилось?
— Еще ничего не случилось, госпожа де Шале, но мало ли что может прийти в голову узникам, дерзости которых потакает начальство.
— Вы думаете, что комендант готовит мне побег?
— Почему бы и нет? Стоит только взглянуть на эти его приседания вокруг вас.
— Господин Дервиль не будет так рисковать, у него семья.
— Какая семья, сударыня, когда с тобой будет горячая свеженькая девочка с упругими грудками? И потом я знаю, что господин Дервиль давно бредит дальними странами.
— Да, он в отличие от вас мечтал быть не начальником тюрьмы.
— И напрасно! Должность коменданта Бастилии — греза не романтическая, но доходная.
Ночью пришел Дервиль. Он снова подал ей свой плащ, но повел девушку не на стену, как в прошлый раз, а куда-то вниз. С ним были два незнакомых солдата охраны.
— Это, чтобы было меньше разговоров, — шепнул Дервиль. — Охранники с нижних этажей вас не знают. Я сказал, что вам разрешена встреча с мужем.
— Генрих здесь?
— Тише, я только так сказал. Мы идем к господину де Зенкуру. Я дам вам полчаса.
— Господин Дервиль!..
— Тише, иначе вы все сорвете.
— А вы знаете, что де Брук сегодня устроил обыск?
— Да. Так иногда делается, чтобы лишить узников возможности подготовить побег. Я разрешил ему это, чтобы усыпить его бдительность.
— Хорошо, а как там де Зенкур? Он ведь был ранен.
— К нему ходит тюремный лекарь. Ваш знакомый идет на поправку, но очень зол и опять собирается драться.
— С кем?
— С господином де Жери.
Камера, где содержался де Зенкур, была маленькой, а сам он спал, завернувшись в тонкое одеяло на обыкновенном деревянном топчане, отчасти смягченном жидким соломенным тюфяком. Дервиль оставил девушке ночник и вышел.
Женька подошла к топчану и присела на его край.
— Альбер… Альбер… — потрясла она за плечо спящего фехтовальщика.
Тот нехотя повернул голову, открыл глаза и уставился на девушку с таким недоумением, что она рассмеялась.
— …Дьявол!.. — воскликнул де Зенкур. — Проклятый лекарь!.. Что он мне дал? Я просил его усмирить мой рассудок, а он, скотина, совершенно расшатал его!.. Жано, это вы?
— Я, Альбер.
— … Дьявол! Так я не рехнулся? Я здоров?
Альбер поднялся и схватил девушку за руку.
— Да, вы здоровы, раз вы, говорят, собираетесь драться с де Жери! — продолжала смеяться фехтовальщица.
— Как вы оказались здесь, де Жано?
— Разве вы не знаете? Меня арестовали в приемной короля по обвинению в убийстве графа д’Ольсино.
— Да это я знаю! Как вы оказались у меня в камере?
— Комендант разрешил. Он дал мне полчаса и стоит там за дверью.
— Вы уже побывали в его постели?
— Альбер, я сейчас стукну вас в другой глаз!
— Разве то, что я сказал, невозможно?
— Невозможно!.. То есть, комендант… да, он вроде влюблен в меня…
— Тогда чего ж вы здесь торчите?
— Вы думаете, мне нужно бежать?
— А вы что ж, думаете, вам позволят быть маркизой де Шале? Вас или убьют или замуруют здесь навсегда, а в свете распространят слух, что вы умерли, не выдержав допроса с пристрастием!